Совсем недавно он был свидетелем катастрофы премьера Штюрмера. Выдвинутый на этот пост императрицей, с ее помощью убравший из правительства сильнейшего Сазонова и забравший себе портфель министра иностранных дел, такой уверенный в себе и в высокой поддержке, он в один прекрасный день слетел со всех своих постов. Его убрали, и царица защитить его не смогла. Для Протопопова катастрофа премьера прозвучала тогда как тревожный набат, и он слышал его почти каждый день. Сейчас он слышал его очень громко, реально, и опять в голове у него гул…
Вся Россия расколется пополам — на ликующих и скорбящих. Но Россия — ерунда, а вот что скажут, как поведут себя царь с царицей? Чьи головы полетят?.. Протопопов передернулся в кресле, его бросило в жар, а потом все его тело, точно обретя невесомость, затряслось мелкой дрожью. Начинался припадок. Как понервничает, так припадок. Распутин говорил: «Это тебя бес качает…» А тибетский доктор и его друг Бадмаев пугает, говорит, будто у него в голове что-то нарушено. Но он всех пугает, этот незадачливый делец и доктор. Все врачи любят пугать, им нужны больные с деньгами — Манус прав и в этом. На самом деле все это у него от нервов и еще от того, что так уж у него устроен мозг — может сам выключаться, чтобы отдохнуть. Так объяснила ему одна монашка, приятельница Распутина. Ей он верит, у нее глаза сильные…
Припадок продолжался. Протопопов находился в приятной прострации. Будто лежал в теплой ванне. И видения, видения накатывали, как виды в синематографе… Одно другого приятней… Вот он видит себя на берегу тихого пруда, по которому плавают белые лебеди и кричат ему нежно, любовно: курлы… курлы… И вдруг он видит себя летящим средь пушистых облаков. Лететь легко-легко, нужно только чуть пошевеливать распахнутыми руками. Он видит внизу города, реки, леса. И нисколько не страшно — воздух упругий, качает его на своих теплых волнах…
Сквозь приятнейшие ощущения свободного полета Протопопов слышит резкие звонки телефона и даже знает, какой телефон звонит — прямой из Царского. Звонок гремит все чаще, все длиннее.
Полет оборвался… Он видит свой кабинет с белыми колоннами. Видит дрожащий от собственного звонка телефон. Берет трубку, прижимает ее к уху и молчит. Он слышит знакомый голос адъютанта царя генерала Максимовича:
— Отвечайте! Это кабинет министра? Отвечайте!
— Протопопов слушает, — произнес он с трудом.
— Почему не отвечаете? Это говорит Максимович!
— Я слушаю, — хрипло отозвался Протопопов.
— Что у вас с телефоном, я плохо слышу!
— Я слышу хорошо, — прокашлявшись, ответил Протопопов.
— Из окружения известного вам лица сюда достигли нехорошие слухи. Вы понимаете, как все здесь взволнованы. Что я могу сказать им?
— Мне очень трудно что-то посоветовать, — начал Протопопов.
— Факт имеет место? — перебил рычащим голосом Максимович.
— Скорее всего да.
Поздним утром в квартире Мануса раздался продолжительный телефонный звонок. Манус брился в ванной комнате, решил не подходить, никаких срочных важных дел он не ждал. А телефон захлебывался в бесконечном звонке. Ругаясь, Манус вытер полотенцем небритую щеку и подошел к телефону. В трубке клокотал женский, немного знакомый голос:
— Пропал отец Григорий… вы слышите, пропал… нигде его нету… В полночь его увез Юсупов… Мы думаем о худшем… Мерзавец Юсупов выполнил свою угрозу… И никто отца Григория не защитил… Никто! Никто! — Голос задохнулся в рыданиях, и Манус узнал его — Вырубова! — Вас просят… все вас просят… Я говорю от них. Спасите для всех нас отца Григория! Не пожалейте денег!..
— Что? Да при чем тут деньги? — прервал ее Манус. Он с трудом переносил эту фрейлину царицы. Сколько трудов каждый раз стоило вбить в ее голову то, что она должна была передать царице! Единственно, что умела эта толстая дворцовая дама — выклянчивать деньги. Какие только поводы не придумывала: то сон она видела, черная собака за ней бежала — быть беде, не найдется ли тысчонка какая? И ей совали тысчонки, помня о ее волшебных связях… Вот и сейчас ему показалось, будто она просит денег под исчезновение Распутина.
— Надо звонить не мне, а Протопопову, — сказал Манус.