Войдя в кабинет, Бьюкенен увидел царя стоящим посередине с бесстрастным лицом, с опущенными по швам руками. Вся его фигура выражала холодную официальность. Они обменялись положенными приветствиями, и Николай, возвращаясь к столу, не оборачиваясь, показал на кресло у стола. Они сели. В это мгновение у Бьюкенена мелькнула мысль, не отказаться ли от задуманного им разговора, но он не успел принять решения.
— Вы уже знаете, наверно, о смерти графа Бенкендорфа, — тихо сказал Николай.
— О да, это огромное горе и огромное несчастье, — ответил Бьюкенен. — В качестве вашего посла в Англии граф сделал невообразимо много для нашего военного союза. Англия скорбит о его кончине.
Царь грустно покачал головой и некоторое время молчал, не поднимая глаз. И вдруг выпрямился и сказал:
— Я бы не знал, кем его заменить, если бы не было Сазонова…
Бьюкенен молчал, не зная, следует ли ему считать сказанное царем как официальное назначение Сазонова в Лондон на место умершего посла.
— Ну видите, как все складывается в жизни, — продолжал царь мягко, но глаза его смотрели на посла холодно и отчужденно. — У нас с поста министра иностранных дел ушел Сазонов, а у вас с этого поста ушел сэр Грей, и мы, кстати заметить, по этому поводу никаких протестов не делали.
Подбеленные сединой густые брови посла напряженно сдвинуты, глаза обращены внутрь — он вроде пытается сейчас понять сказанное… Но не понять тут нечего, и напоминание царя о его протесте ничего хорошего не сулило. Кроме всего прочего, оно было и предостережением по поводу новых подобных попыток, с которыми он сюда как раз и приехал.
— Меж тем события идут своим ходом, — продолжал Николай, поглаживая свою лежавшую на столе руку. — И союзническая конференция, которая скоро состоится в нашей столице, я почти уверен, будет последней, посвященной войне. А следующая будет уже о победоносном для нас мире.
В эту минуту Бьюкенен все-таки решил, что откладывать то, с чем он приехал, не следует и не царю увести разговор в сторону.
— У меня, к сожалению, нет уверенности, что эта конференция будет последней о войне, — заговорил Бьюкенен с печалью в голосе, чувствуя холодок на спине от собственной смелости. Он смотрит в неуловимые глаза царя… — Более того, я сомневаюсь в ее острой необходимости, требующей, однако, весьма рискованной поездки наших государственных деятелей в Россию. Мы не забыли трагическую гибель по пути в Россию лорда Китченера.
— Почему такой пессимизм? — ободряюще мягко спросил царь, чуть приподняв брови.
— Ваше величество, — чуть повышает голос посол и продолжает торопливо, точно боясь, что его остановят — Меня и других ваших друзей в Лондоне тревожит, если не сказать, удручает политическое положение в России. Русское общество разобщено, правительство не имеет ни авторитета, ни поддержки. На будущей конференции с таким партнером союзные правительства не смогут чувствовать себя уверенными, что решения конференции будут претворены в действие. А речь-то идет о войне, которая нам всем так дорого стоила и которую еще надо завершить. — Закончив, Бьюкенен стиснул пальцы сплетенных на коленях рук.
— Я и мой народ едины в нашем решении выиграть войну, — помолчав, сердито произнес Николай и спросил — Этого союзным правительствам мало? И вообще, разве есть у кого-нибудь основание предъявлять нам претензии по поводу исполнения нами союзнического долга? — Его продолговатые глаза сузились, спрятались…
Бьюкенен прекрасно понимал, что отвечать на это очень опасно. Ведь он сейчас должен подвергнуть сомнению сказанное царем, а это значит оскорбить его. Но Лондон сказал ясно: вы обязаны выяснить решимость царя при нынешних обстоятельствах продолжать активную войну. Решимость он высказал, но понимает ли он обстоятельства, даже знает ли он их?
— Ваше величество, — Бьюкенен упрямо наклонил голову, смотрит на царя исподлобья. — Все дело в том, что вы и ваш народ не едины в оценке способности людей, которым вы вверили ведение войны, — заговорил Бьюкенен не о самом главном, а о том, о чем кричат русские газеты. — В этом смысле между вами и народом стена взаимного непонимания. Народ судит об этих людях с железной логичностью — столько на фронте потеряно жизней, а успеха нет. В стране ощущается жестокий продовольственный кризис… — Заметив, что царь согласно кивнул головой, Бьюкенен умолк.