— Друзья ночью не приходят! — тоже по-английски крикнул капитан. Открыв смотровую форточку, он высунул ружье. — Отойди, стреляю!
— Седая Голова, я пришла к тебе, — сказал несмело за воротами женский голос. Женщина говорила по-индейски.
— Не пойму… или послышалось мне? — стих Македон Иванович.
— Это Айвика! — закричал Андрей, хватаясь за засов.
РУКУ ДРУЗЬЯМ ПРОТЯНУТЬ…
Айвика медленно и ласково гладила руки Андрея.
— Ты звал меня, Добрая Гагара?
— Звал, Айвика.
— Я услышала. Я пришла.
Девушка порывисто обхватила Андрея за шею и прижалась к его щеке пылающим лицом и ресницами, полными горячих слез. Потом также порывисто отклонилась с улыбкой виноватой, беспомощной и нежной.
— О-о, вот почему девчонка так рвалась сюда, в форт! — весело сказал за спиной Андрея молодой сочный бас.
Андрей обернулся и только теперь разглядел как следует людей, пришедших на редут вместе с Айвикой. Их было двое, два траппера. Один, широкоплечий и широкогрудый, массивный и очень высокий, выше даже Македона Ивановича, судя по широкому прочному подбородку и выступающим крупным и длинным зубам, был явно американец. Во всем его огромном теле чувствовалась сила скрытая, но способная к быстрому, точному и опасному действию. Второй, очень красивый и очень молодой, почти подросток, смуглый, с черно-смоляными, как у индейцев, но вьющимися волосами, был, конечно, канадский француз.
— А ведь я тебя, парень, знаю, — улыбнулся Андрей великану. — Ты спорил с Пинком и отказался стрелять в нас.
— Ты угадал, — заулыбался и траппер. — А ты видел, как я с одного удара сделал нокдаун негодяю гарпунеру с брига?
— Видел. Чистая работа!
— Тебе понравилось? — польщенно спросил траппер. — Тогда давай знакомиться. Меня зовут Тимоти Уомбл.
Андрей назвал свое имя, и они долго тискали друг другу руки.
— Спасибо тебе, Тимоти, и за то, что спас нашего отца Нарцисса, — указал Андрей глазами на монаха.
— О-о, пастор — настоящий чемпион! — восхищенно ответил Уомбл, подходя к отцу Нарциссу. — Я выдержал бы удар и Поля Бэньяна [77], но под ваш удар, пастор, встать не рискну. А ту медную плиту я не протащил бы и десяти шагов.
Не понимающий по-английски монах молчал и позволял трапперу ощупывать свои бицепсы. Он стоял, растопырив руки, с лицом, как всегда, неподвижным и хмурым.
Затем Уомбл познакомился и с Македоном Ивановичем, назвав капитана мистером комендантом и сэром.
— Теперь познакомьтесь с моим другом, — подтолкнул он к русским второго, молоденького траппера. — Это тоже лесной бродяга, как и все мы. Парень молодой, но уже не зеленый. И веселый, как сверчок! Его зовут Жюль Каррент.
— Зовите меня просто Жюлем, — улыбнулся юноша открытой, ясной улыбкой. — Стрелять по вас отказался не только Тим. Все наши ребята отказались. А знаете, почему? Эта красная девочка, — кивнул Жюль на Айвику, — еще на бриге рассказала нам, кто вы. И каждый из нас подумал: «Стрелять в русских трапперов, с которыми мы не раз встречались на охотничьих тропах? Стрелять в храбрых, честных и веселых ребят? Этого не будет!» И мы сказали шкиперу: «Иди к дьяволу, Пинк, хоть ты и шериф!»
— Мы сказали ему: «Охотник не схватит за горло охотника, как делаешь ты, пират, и как делает наш хозяин Астор!» — зло вмешался в разговор Уомбл.
— Однако ты не любишь, Тимоша, своего хозяина, — улыбнулся капитан.
— А за что их любить, наших хозяев? — крикнул Уомбл так, что дрогнуло пламя лампы. — Я из Мичигана. Хороший был край, а теперь его изгадили. Где леса, в которых охотились мой отец и мой дед? Какой-то делец, пират, вроде Астора, вырубил их на бумагу для нью-йоркских газет. А что делают конкурирующие меховые компании? Наберут подлецов, вроде пинковских «акульных детей», и пошлют их на охотничьи участки конкурента, на бобровые запруды. Бьют несчастных зверей и днем и ночью, при факелах. Проламывают зверюшкам черепа дубинами, ловят сетями, стреляют из ружей и револьверов, пока не уничтожат всех поголовно! А потом польют бобровые хатки керосином, чтобы век здесь не водились бобры. За это любить наших хозяев? — Траппер говорил страстно и убежденно. — Поглядим, что натворит наш Астор здесь, на Аляске! Меня зло берет, когда я гляжу на их дела! Давно зло берет! А что мы можем сделать? Что могут сделать эти руки? — протянул он руки с жилистыми, узловатыми пальцами, руки, прорубавшие охотничьи тропы, строившие зимовья, разводившие бесчисленные костры, не раз обмороженные и обожженные, искусанные и исцарапанные зверями. — Эти руки могут валить и корчевать лес, пахать от зари до зари, копать землю, дробить камень, бить и ловить зверя. Сильные, хорошие руки! Они могут творить чудеса, но они бессильны перед Асторами, — горько, безнадежно кончил Уомбл, и эта безнадежность никак не вязалась с его огромной могучей фигурой.
Он подошел к сидевшему за столом капитану, и половицы под ним затрещали, будто кидали на пол кули с мукой.
— Сэр, с вами говорит друг. Уходите отсюда и как можно скорее. Вам грозит большая опасность!
— Почему ты так думаешь, Тимоти? — спросил Андрей.
— Жюль случайно подслушал разговор Пинка с франтом, который сел на бриг вместе с нами в Нью-Арханджеле. Бездельник с моноклем в глазу, чистенький, как новая иголка, и скользкий, как угрь. Жюль, рассказывай!
— Пинк и этот франт неразлучны, как рука с рукавицей, — заговорил Каррент. — Им нужно что-то получить от вас. Вернее, отнять у вас, как они говорили. Пинк в тот раз был пьян, как лорд, и орал, что поймать вас надо обязательно живыми. Потом он спустит с вас шкуру, но своего добьется.
— Пинк это сделает. Он ирода переиродит! — сказал Уомбл. — А сейчас он особенно зол на вас. Ваша граната попортила ему ногу и опалила бороду.
Жюль вдруг захохотал весело и по-юношески звонко, закрывая от смеха глаза:
— Слышали бы вы, как он взвыл, когда посмотрел в зеркало! От него на милю воняло паленой шерстью. Остатки пришлось сбрить! Теперь у него морда, как обглоданная кость. Пошел за шерстью, а вернулся стриженым! И мой тоже совет — уходите немедля.
— Пинк уже пробовал выкурить нас отсюда. И обжегся! — ответил гордо капитан.
— Он решил завтра утром разбить ваши ворота пушечными выстрелами. А в рукопашной вам не устоять.
— У меня в погребе пятьдесят пудов пороха. Придется Джону Петельке собирать нас по кусочкам.
— Шкипер уже разнюхал, где у вас пороховой погреб. Заметили, как осторожно стреляла его пушка сегодня днем?
— Вы хорошо дрались, сэр! Позвольте пожать вашу руку, — протянул Уомбл свою руку. — Вы не побежденные! Вы уйдете с поля боя с развевающимися знаменами!
— Погоди, парень, — отвел глаза Македон Иванович, стыдясь внезапно появившегося подозрения. — А как вы очутились на берегу?
На лице Уомбла появилось смущение:
— Мы в дозоре. Все трапперы в дозоре. Пинк пригрозил отправить нас обратно в Нью-Арханджел к Астору на расправу, если мы не поможем ему, шерифу, поймать вас. Его пираты отрезали вас от моря. Пинк считает, что это самый опасный участок. Он уверен, что у вас спрятаны где-нибудь байдары.
— Байдар у нас нет, — покачал головой Македон Иванович.
— И мы не советуем вам бежать морем. У пиратов наготове китобойка с лучшими гребцами. Уходите в глубь страны. С этой стороны наши дозоры. А все наши парни потому и согласились на эту подлость, чтобы помочь вам уйти. Мы отвернемся, когда вы будете проходить мимо нас, — умно улыбнулся Уомбл.
Македон Иванович поднялся, иначе он не достал бы до плеча траппера, и крепко ударил его по плечу.
— А Пинк оторвет вам за это голову!
— А это что? — схватил Каррент ружье. — Мы скажем шкиперу, что проспали вас. И пусть он идет к дьяволу!
Жюль сложил пальцы крестом, от дурного глаза, и протянул их в сторону русских.
— Пусть будет легок ваш путь, пусть сумки ваши всегда будут полны патронов и пусть не отсыреет ваш трут. Аминь!
— Вы спасли нам не только жизнь. Вы спасли нашу честь! — Андрей обнял Уомбла и крепко поцеловал. Затем поцеловал и Жюля.
77
Герой американского фольклора, гигант-лесоруб, совершавший невероятные подвиги, например, создал Ниагарский водопад.