Возможно, это был отек. Она уже это исправляла — когда ее отец приходил домой переутомленным, когда их ноги были искусаны комарами летом. Теперь она распространила свою энергию через кровеносные и лимфатические системы, притягивая жидкость и суживая сосуды. Его тело помогало ей само собой, вены расширялись в других местах, чтобы приспособиться к новому объему. Его сердцебиение замедлилось, и она позволила этому случиться, позволив воде из его черепа утекать ленивым потоком. Все это были хорошие знаки; его тело все еще понимало, как воспроизводить это.
Несмотря на все это, она почти не сожгла свои запасы каллорий, хотя в области печени ее живот свело от жара. После этого она потребовала бы щедрый обед сверх своей жалкой платы — это было бы вполне справедливо.
Отек уменьшился, но его мозг остался упорно молчаливым. Нхика нахмурилась, еще больше пытаясь найти причину. Сопротивление все еще мешало ей, что-то, что она не могла разобрать, и разочарование нарастало в ее груди. Это был мозг, выходящий за пределы ее контроля, тело, которое она не могла исцелить.
Она издала звук усилия, поскольку ее влияние ослабло от нетерпения. Даже без отека, ей казалось, что бродить в его мозгу словно в беспорядке, как идти по пояс в грязи. Раздражение вытянуло мимолетное воспоминание: упрямая анатомия мозга ее матери, беззвучная и неподдающаяся, несмотря на то, сколько она умоляла свою Исцеляющую силу помочь.
Нхика отступила, но ее энергия замерла, застряв в его головной коре, прежде чем она перенаправила себя. Там было что-то, что она не могла визуализировать. Ее мучило то, что она не могла этого увидеть, что-то, что скрывалось за пределами ее понимания. Ее еще больше мучило то, что она не могла излечить это, дразня ее своей почти достижимостью.
Это… преграда — должна быть и есть проблема, если бы только она могла лучше представить ее себе.
Но как? Она училась исцелению у своей бабушки, которая вела ее через тело шаг за шагом. Почти все, что она знала, пришло из тех ночей, проведенных в спальне, изучая украденные учебники с пальцем бабушки, следящим за словами, учась читать в то же время, что и исцелять. Как она должна была вылечить невидимое, когда у нее не было наставника? Когда последние шесть лет она использовала Исцеление крови эгоистично, а не так, как задумано?
Когда… она даже не смогла спасти свою мать от такой похожей участи?
Хмурясь, Нхика отдернула руку. Остальной мир вернулся во вспышке ощутимой перегрузки. Она моргнула, возвращаясь к реальности, встречая широкие глаза Мими и колеблющееся брови Трина.
— Ч… что ты сделала? — осторожно спросил Андао.
Нхика выдохнула изнеможденно, скрестив руки. — Я… — Она задержалась на следующих словах, неохотно признавая их себе. В ее мыслях мелькнуло изображение, рука ее матери в ее. Наконец, она закончила: — Я не могу понять, как его исцелить.
Поражение разрушило выражение Мими, а Андао отвернулся, выпустив дрожащий вздох. В мгновение ока Трин был рядом с ним, успокаивающая рука на его плече. Нхика удерживала свое внимание на Мими, чья нижняя губа дрожала от обещания слез. Она развернула свой веер перед лицом, чтобы скрыть это, и отвела глаза в пол.
Разочарование. Они были разочарованы в ней. Необычная тяжесть охватила ее грудь, сменяемая знакомым раздражением. Может быть, они думали, что она чудотворец? Может быть, они думали, что она должна им что-то просто потому, что они вытащили ее со Скотобойни?
Когда Мими снова заговорила, ее голос был хрупким. — Вот и все, что ли? Ты не можешь это сделать? Разве ты не гравер крови?
Гнев, вызванный разочарованием, подступил у Нхики к горлу. Ее внимание сосредоточилось вокруг этого слова, гравер крови, и хотя она слышала его столько раз раньше, оно все еще пульсировало на переднем крае ее сознания. — Вы слышали только мифы. Это не моя вина.
Мими захлопнула свой веер, глаза пронзило отчаянием. — Так что ты можешь оторвать мне конечности, раздробить кости и… и выжать воздух из моих легких, но ты не можешь разбудить его?
Нхика с силой ударила краем ладони о кровать. Трин быстро выхватил пистолет; на этот раз Андао не приказал ему остановиться. Она задумалась, не выстрелит ли он в нее. Даже Целители сердца умирали от хорошо прицельного выстрела. Пробей ей сердце или череп, и у нее не будет времени его исцелить.
Чтобы избежать движения его пальцев на курке, она говорила спокойным голосом: — В этом нет ничего нового. Даже с такой силой люди умирают. Они умирают, потому что я не чудотворец, и Целители сердца не волшебники. Это наука, что-то изученное через учителей, которых у меня больше нет, и… и есть некоторые вещи, которые даже я не понимаю. Некоторые вещи, которые я не могу исцелить. — Она с трудом выдавила последнюю часть, голос поднимался из глубины ее горла.