Он медленно моргнул, слова долго доходили до него. Когда они дошли, он запинался: — Конечно.
— Для сохранения скромности пациентки, не могу ли я остаться наедине с ней?
— Я ее муж, — фыркнул он.
— Ну что ж, тогда ради сохранения секретов моего ремесла. — Она улыбнулась ему натянутыми губами. Он, казалось, обдумывал это, но только мгновение, прежде чем согласиться.
Она проводила его из комнаты, закрыв за собой дверь, и затянула шторы на окнах. Как только она скрылась от назойливых глаз, она уселась у постели, повернув взгляд на женщину. — Мне тебя жаль, бедняжку. Приходится быть замужем за дураком, который тебя любит.
Затем, с закрытыми глазами, она взяла руку женщины.
Они соединились, и она снова была внутри всех слоев ее анатомии. Пробираясь сквозь тошноту от лекарств женщины, Нхика направила свою энергию к сердцу, где почувствовала привкус горького запаха отмирающей ткани. Там она нашла причину болезни: закупоренный сосуд, заблокированный тромбом.
С этим можно было работать. Когда она была младше, ее бабушка учила ее о жировых отложениях и струпах. Потом ее отец имел подобное заболевание глубоко в ноге. Теперь, Нхика сначала пропустила свою энергию к сосудистой системе, где распространила энергию вокруг тромба. Все, что ей нужно было сделать, это заставить тромб разложиться — после уроков бабушки это было легко. Однако она не сжигала запасы энергии женщины; ее пациентке понадобятся они для восстановления. Вместо этого Нхика сжигала свою собственную, чувствуя, как внутри ее живота разгорается огонь. Огонь проникал через ее грудь и руку, согревая место, где кожа касалась кожи. Она почувствовала всплеск силы, когда ее энергия, свежая и здоровая, заливалась в кровь пациентки.
Это заняло мгновение, чтобы добраться до сердца, но, когда это произошло, ее энергия усилилась, как кулак, сжимающий тромб. Нхика использовала эту энергию, заставляя тромб уменьшаться: клетки лопались, жиры сжимались, белки растворялись. Он следовал за ее командой так же уверенно, как тренированные мышцы, тромб истощалась до гнили, пока ее собственная энергия сжигалась.
Затем она приступила к поврежденной ткани сердца, обнаружив ее искаженной по сравнению с остальной анатомией. Она выделялась, как ложная нота в гладкой мелодии, раздражая каждый раз, когда ее энергия проходила мимо. Она не спасала то, что уже умерло, но мышца цеплялась за свое существование, и она поддерживала ее: укрепляя структуру сердечной полости, оживляя ее электричеством.
Наконец, Нхика отошла, не решаясь больше тратить свою собственную энергию. Но она сделала достаточно, чтобы женщина восстановилась. Она глубоко вдохнула, чтобы вернуться к реальности вокруг нее, ее чувства медленно возвращались, прорываясь сквозь стену тошноты. Сначала она почувствовала шелковые простыни, хрустящие под ней, а затем твердость ног на полу. Ее грудь опустилась от усталости, и она почувствовала, как узел голода в ее животе расширился, достигнув до ее черепа в виде головной боли.
Она убрала волосы с лица, ее ладонь оказалась влажной от усилий. — Твой муж мне много должен, — фыркнула она, в основном для себя. Сквозь усталость Нхика улыбнулась; прошло много времени с тех пор, как она лечила кого-то еще. Ведь для этого в конце концов и была предназначена ее способность. Однако ее не следовало использовать в тайне, скрываясь за маслами-плацебо и ложными осмотрами.
Она встала, трясущимися руками, вытащила настойки из лакрицы и эвкалипта и оставила их на тумбочке у кровати. Повернувшись, чтобы уйти, женщина впервые проявила признаки жизни, издав звук в горле и дернувшись. Нхика почувствовала укол ревности — то, что эту болезнь было так просто вылечить, в отличии от болезни ее матери.
Она направилась к двери, но, когда повернула ручку, мужчина уже стоял там, открывая ее с другой стороны. Они моментально уставились друг на друга, и Нхика прищурилась, размышляя, насколько много он видел. Но он только прошел мимо нее и вошел в комнату.
— Как она? — спросил он.
— Похоже, что вы были правы насчет микромов. Настойки, которые я оставила на столе, должны помочь. Я оставлю карточку с инструкциями по их применению.
— И сколько я должен?
— Семьдесят хемов, — сказала она, глядя, как он достает свой кошелек, ее глаза сузились.
Перчатки. Он носил перчатки. А были ли они на нем раньше? Нет — она видела, как он держал руку своей жены без них. И теперь, взглянув на него во второй раз, она заметила, как его воротник стал плотнее вокруг шеи, и как он надел обувь, хотя они были в помещении.