Прежде чем она смогла сдержаться, слеза навернулась в уголке её глаза и скатилась по щеке. Она подняла руку к груди, потирая бугорок, где под рубашкой висело её костяное кольцо. Кольцо было актом памяти, но оно казалось пустым, когда она отвергла единственную семью, которая могла бы её принять.
— Эй, — прозвучал голос Кочина за её спиной, и Нхика поспешно вытерла глаза. Когда она повернулась, то увидела его, выходящего из лестничного пролёта с одеялом и тарелкой жареных рисовых лепёшек.
— Не возражаешь? — спросил он.
Нхика не ответила, продолжая смотреть на тёмную воду. С трясущимся выдохом он подошёл к ней, накинул одеяло на её плечи и подвинул к ней тарелку — как предложение мира, предположила она. Даже когда он сел рядом с ней, она не встретилась с ним взглядом.
Долгое время они молчали, оба наблюдая за качанием воды. Она слышала его дыхание, такое же спокойное, как ритм океана.
— Прости, Нхика. Я был дрянным хозяином, не так ли? — наконец сказал он.
— Худшим, — согласилась она, не соизволив взглянуть на него.
— Для меня это многое значит, то, что мы есть, — признался он, и только тогда она посмотрела на него. — Я знаю, что был отстранённым, но я не хочу тебя ранить. Это последнее, чего я хочу.
— Тогда почему ты меня пугаешь?
— Потому что я бы хотел, чтобы кто-то сделал то же самое для меня. Если бы у меня был шанс сбежать от этого, я бы воспользовался им мгновенно.
Нхика наблюдала за ним, осторожная в их новой близости. — Ты сказал мне уйти, прежде чем я потеряю всё, что у меня осталось. Что ты потерял?
Он выдохнул, его выражение смягчилось уязвимостью. — Всё, — прошептал он. — Мою свободу, мой покой.
В нём что-то сникло, и внезапно он перестал казаться холодным и угрожающим, а выглядел просто… усталым. Одиноким. Будто он годами старался удержать свой мир в целости, а она пришла и разрушила его. На мгновение она забыла о Конгми — об их убийствах и обвинениях. Остался только Кочин, и она, сидящая рядом с ним, два целителя сердца, попавшие в одну и ту же ловушку города.
После долгого молчания Кочин снова заговорил, его голос был лишён прежней защиты. — Доктор Санто отнял у меня столько всего, что мне больше нечего было отдавать. И я всегда смирялся с потерями, потому что это были только мои потери. А потом появилась ты — целительница сердца, единственная ценность в этом проклятом городе — и он пытается забрать тебя тоже. Я не могу… не могу позволить ему разрушить тебя. Не так, как он разрушил меня, мою жизнь, моё целительство сердца.
Его признание оставило её без дыхания, тихая правда среди множества лжи. Что-то сдвинулось у неё в груди, возникло ощущение тяги, и Нхика поняла, что хочет большего, чем просто ответы — она хочет помочь ему.
— Прости, Кочин, — сказала Нхика, и она действительно была искренне.
— Останься, — повторил он. — Я расскажу тебе всё, но сначала я хочу отвезти тебя кое-куда. Согласна?
Его глаза умоляли её. Если бы она знала, что для неё лучше, она бы взяла его шлюпку ночью и уплыла в какую-нибудь забываемую часть города, где её никогда не найдут. Она бы забыла о существовании другого целителя сердца, потому что какая разница, если он её отталкивает? Она бы подавила новый, нежеланный тёплый свет в своей груди, когда думала о Кочине, который убил одного из самых влиятельных людей в Теумане.
Но Нхика не сделала ни одного из этих вещей, несмотря на все доводы разума. Она могла бы задаться вопросом, почему она помогла ему, почему покинула Конгми ради него, почему осталась даже сейчас, но она уже знала ответ.
Потому что он был целителем сердца. В этом городе это была достаточная причина.
— Договорились, — сказала она. Потом добавила: — Куда мы едем?
— В уединённое место. И безопасное, — ответил он. — В мой дом.
Глава 18
Нхика проснулась в постели, утопая в мягкости одеял и подушек. За занавесом что-то шипело, и из кухни доносился ароматный дымок. Накануне вечером она заснула на веранде, любуясь звездами и лакомясь рисовыми пирожками.
Со стесненным зевком она села и отодвинула занавес, обнаружив Кочина на кухне, жарившего пару яиц. Его взгляд скользнул к ней, пока он работал. — Доброе утро.
— Ты перенес меня в свою постель? — Нхика заметила одеяло и подушку, устроенные в кресле; должно быть, он провел ночь там.
— Ты заснула на крыше. Лодка обычно качается по ночам, и я не хотел, чтобы ты утонула.
— Как заботливо, — сказала она, хотя её мышцы напряглись при мысли о том, как он переносил её вниз. — Слушай, Кочин, насчёт прошлой ночи…