Наконец, она отложила письмо, покачав головой. — Мы не можем просто переехать, — сказала тётя Е, и Нхика приподняла бровь.
— Переехать?
— Щедро, но это не вопрос денег. Кочин просит нас оставить всю нашу жизнь, — пояснила она, и Нхика уловила суть содержания письма.
— Я… я обязательно скажу ему это, — сказала она, и тётя Е взглянула на неё с любопытством.
— Вы скажете? — Тётя Е указала на письмо. — Но он просит нас забрать вас с собой.
Горло Нхики сжалось, когда её мозг обработал эти слова. Он солгал ей. Он солгал ей. Кочин никогда не собирался говорить ей правду; он планировал уехать отсюда без неё.
Она встала, её стул скрипнул по полу. — Спасибо, тётя Е, — сказала она наспех, поклонившись. — Спасибо за чай. Спасибо за доброту. Мне нужно идти.
Тётя Е открыла рот, чтобы возразить, но Нхика уже была у двери. Прежде чем уйти, она обернулась и сказала: — Тётя Е, Кочин любит вас.
Затем она ушла.
Глава 19
Нхика бросилась к краю утеса, беспокоясь, что увидит его дом на горизонте, дрейфующий назад к Центру без нее. Солнце садилось над водой, и она прищурилась, стараясь разглядеть знакомый силуэт сквозь мерцающий свет.
Вместо этого она увидела Кочина, стоящего на берегу спиной к ней и смотрящего на прибой. Облегчение вырвалось с ее выдохом, и она начала спускаться по склону утеса, выбирая не извилистую тропу, а прямой путь, спотыкаясь через заросли и кусты.
— Кочин! — закричала она, и он обернулся как раз вовремя, чтобы поймать ее, когда склон выбросил ее наружу.
— Нхика, ты -
— Вен Кочин, как ты смеешь, — зашипела она, желая столкнуть его в воду и позволить течению унести его. — Ты водил меня за нос обещанием ответов, чтобы просто оставить меня здесь?
Его выражение стало извиняющимся. — Я… планировал так. Но больше нет. Я вспомнил, насколько ты неуступчива, и ты права — это несправедливо. Я обязан тебе ответами. В этот раз я не буду их избегать, клянусь.
Теперь он предлагал ответы, но Нхика уже начинала понимать. — Письмо, которое написал доктор Санто, там было сказано «Я знаю». Он говорил о твоей семье, не так ли? Вот почему ты отправил им деньги, чтобы они уехали.
Кочин сглотнул, кадык на его горле дернулся. — Он знает, кто я, кто моя мать, где я живу. Он угрожал их спокойствию, их жизням. Мне было мучительно лишить господина Конгми жизни, но если бы я этого не сделал, я мог бы потерять свою семью.
— Так, ты думал, что можешь отправить меня с ними, решив две проблемы сразу?
Кочин поморщился от ее тона. — Ты не проблема, Нхика. Я просто… — Он повернулся обратно к утесу, где крыша его детского дома выглядывала из-за листвы. — Я знаю, что моя семья полюбила бы тебя. И я думаю, что ты тоже могла бы полюбить их — семью, где ценится целительство сердца. Место, к которому ты могла бы принадлежать. Разве ты этого не хочешь?
Да, разве это не то, чего она всегда хотела? — Но что насчет тебя?
— Для меня уже слишком поздно. Но не для тебя.
— Ты сдаешься, даже не попробовав?
— Я пробовал. И это мне дорого обошлось. — Сила его слов заставила ее замолчать, и, как будто заметив ее замешательство, его выражение смягчилось.
С длинным вздохом Кочин жестом пригласил ее к уединенному рощице возле утеса, тихому укрытию, обещавшему историю. Послушно, Нхика последовала за ним. С их спинами к склону и глазами, обращенными к воде, они сели.
Губы Кочина приоткрылись. Потребовалось еще немного времени, прежде чем появились слова. — Три года назад, когда мне было шестнадцать, я приехал в Центральный Теумас для учебы в университете. Я получил стипендию и в своей благодарственной речи поблагодарил свою мать. Тогда-то доктор Санто впервые подошел ко мне, так же, как и к тебе: с визитной карточкой.
Он замолчал, словно эти слова были для него чуждыми, когда они были произнесены вслух. Как будто ему никогда не приходилось исповедоваться перед кем-то другим. Она почти хотела подтолкнуть его к продолжению, но позволила его мыслям собраться в их собственное время.
Наконец, он продолжил. — В то время его исследовательская инициатива только начиналась. Это казалось захватывающим — быть на начальном этапе чего-то столь грандиозного. Доктор Санто взял меня под свое крыло и поставил на свой личный проект: трансплантацию органов.
Кочин произнес эти последние слова с таким зловещим оттенком, что у Нхики инстинктивно сжался желудок. Трин рассказывал ей другую сторону этой истории — первый врач, совершивший пересадку органа. Медицинское чудо внезапно показалось гораздо более зловещим.