— Да, прошу.
— И ты знаешь это потому, что человек в лисьей маске сказал тебе?
— Да.
— Ты не подумала, что он мог солгать тебе?
— Да, но я верю ему.
— Почему?
— Потому что… — Между ними воцарилась тишина, пока Нхика искала ответ, которого не знала даже сама. Потому что он показал ей свою семью, и она нашла это более убедительным, чем ложь доктора Санто. Потому что все они носили маски, но он снял свою для нее. — Потому что он целитель сердца.
Ее заявление вызвало молчание. Последовательность эмоций пронеслась по их лицам: сначала шок, затем осознание, потом понимание. Поняли ли они теперь, почему она их покинула?
Нхика продолжила: — Когда я думала, что осталась единственная в этом городе, я нашла другого. Я не ожидаю, что кто-то из вас поймет, каково это, иметь друг друга. Если бы я могла показать это вам, вы бы поняли одиночество. Я прошу лишь, чтобы вы приняли причину, по которой я ушла — это был шанс, от которого я не могла отказаться. Но я вернулась, чтобы попросить вашей помощи в разоблачении доктора Санто — справедливости для вас, безопасности для меня. Если этого недостаточно, то мне больше нечего предложить.
Слова никогда не были ее даром; этим даром было целительство сердца, и ее пальцы зудели, желая вплести их кости с ее тоской. Ее сердце билось так, словно грудная клетка была раскрыта, словно они могли заглянуть между ее ребрами и через грудину на обнаженное сердце. Она хотела, чтобы они ответили; больше того, она хотела, чтобы они поняли.
Нхика никогда не просила многого раньше. Она никогда не хотела многого, но сейчас хотела этого. Чтобы они поверили ей больше, чем доктору Санто, несмотря на годы их доверия к нему. Чтобы был хоть какой-то знак того, что она произвела на них впечатление, что они могли научиться заботиться о ком-то вроде нее. Чтобы ее выбрали, хоть раз, не за услугу или работу, а как друга.
— Я хочу поверить тебе, — наконец начала Мими, ее дрожащий голос разорвал тишину. — Но если не ты, то кто же человек в лисьей маске?
В этот момент раздался стук в дверь кабинета. Все обернулись, когда дворецкий просунул голову в комнату. — У вас гость, — сказал он.
Дверь распахнулась полностью, и внутрь вошел Кочин. Глаза Нхики расширились — она не просила его раскрывать себя — но он бросил ей уверенный взгляд.
— Доброе утро, — сказал он и поклонился.
Глава 21
Комната замерла, воздух стал таким хрупким, что Нхике казалось, он может разбиться от одного лишь стука её сердца. В планах никогда не было того, чтобы Кочин раскрывал себя — она боялась, что Конгми могли сделать с этой информацией, — но вот он здесь, несомненно подталкиваемый чувством вины. Она следила за ним краем глаза, видела, как он держит плечи ровно и сохраняет спокойное выражение лица, несмотря на смертоносный взгляд Мими.
— Мистер Вен, — прорычала Мими. — Что вы здесь делаете?
Нхика попыталась вмешаться, но Кочин опередил её.
— Думаю, вы уже догадались.
— Это вас вспомнил Хендон в тот день? — глаза Мими были дикими.
— Да.
— Вы убили моего отца?
Кочин вдохнул сквозь зубы.
— Я сделал это.
Мими замолчала, сжав кулаки по бокам. Нхика наблюдала за ними всеми — за яростью Мими, недоверием Андао и Трина — и желала, чтобы могла исцелить их недоверие. Но это было бы несправедливо; они имели право на свою скорбь.
С внезапной яростью Мими схватила нож для писем с письменного стола и ринулась вперед, размахивая им как ножом. Андао вскочил, чтобы удержать её, но Кочин не дрогнул, даже когда острие ножа оказалось направлено в его глаза. Мими боролась в руках брата, её маленькие руки царапали его рукава, и она выпустила крик отчаяния.
— Почему? — потребовала она, взмахивая ножом в воздухе. — Почему вы это сделали? Как вы могли это сделать? Я убью вас.
— Мими, пожалуйста, — сказала Нхика. Она двинулась, чтобы встать между ними, но Кочин поднял руку, чтобы остановить её.
— Я убью, — заявила Мими, её голос был гортанным. — Арестуйте его. Закуйте его в цепи. Заприте его. Он стоит прямо здесь, человек, убивший отца! — Она боролась сильнее, но Андао, с силой, о которой Нхика не знала, притянул её к себе и крепко удерживал. Там, в его объятиях, её трясущаяся ярость обратилась в рыдания.
Только тогда Кочин опустил взгляд. Хотя его спокойное выражение не сломалось, в его глазах появилась тень раскаяния. Сердце Нхики болело за него, за всех них, как бы она ни пыталась отстраниться. Это была не её вражда, но она чувствовала себя ответственной за все.