— А как же…
— Хватит. Устал я. Иди — душу свою спасай.
Старик замолчал, слегка опустил голову и, будто отключившись, сомкнул веки. Разговор был окончен. Макс непонимающе потоптался на месте, повернулся и побрел в храм. Видеть, что дед осенил его в спину крестом, он не мог.
В храм Макс вошел с грузом сомнений. Но груз душевный был еще тяжелее. Задуманное было исполнено. Или почти исполнено, а душу, напротив успокоения, разрывала непонятная тревога. Макс купил в лавке свечу и подошел к образу Богородицы. Божья матерь смотрела с печалью. Не осуждающе, нет — в ее глазах он увидел скорбь. Поставив свечу, Макс перекрестился и смиренно склонил голову. Запах ладана, полумрак и треск плавящегося воска умиротворяли. Словно настраивали на особый, душевный лад. Он едва различил — «Отче наш, иже еси на небеси…». В недоумении обернулся, рядом никого не было. Но слова молитвы по-прежнему были слышны. Откуда-то он знал их. Несмело сухими губами Макс повторил: «Отче наш, иже еси на небеси…». И тут же остальные изошли сами собой: «Да святится воля твоя. Да придет царствие твое…» Он не произносил этих слов с тех пор, как не видел мать. Сейчас же, будто подсказанная свыше, молитва сама слетала с губ. Сглотнув ком, он почувствовал, как увлажнились глаза и, непроизвольно потекли слезы. Торопливо, будто боясь, что окружающие заметят его слабость, вытер щеку ладонью и вобрал глубоким глотком сладкий воздух.
Подошедшая к образу, служка деловито вытаскивала огарки из светильника. Сбивая дыханием пламя, ловко кидала их в коробку.
— Извините.
Голос из пересохшего горла едва был слышен самому. Но старушка услышала, повернулась и вопросительно замерла.
— Да-да, слушаю вас.
— Понимаете… Я не знаю. Я никогда этого не делал.… В общем.… Я хочу покаяться. Мне очень нужно.
Служка сделала строгое лицо и, будто проверяя, все ли правильно поняла, переспросила.
— Исповедоваться, значит?! У батюшки?! Так?
Макс смущенно опустил взгляд и утвердительно закивал.
— Даже не знаю. Таинство исповеди у нас по утрам. После заутреней.
Макс поднял умоляющий взгляд.
— А сейчас… сейчас никак? — Ресницы, хоть и утертые, еще не высохли от слез. Несчастный, растерянный, он вызывал жалость. — Мне нужно! Очень нужно!
Старушка замешкалась.
— Вот незадача-то.… Ну, хорошо — подождите меня. Вон, у стены. — Кивком она указала на деревянную скамью. — Схожу, проведаю, сможет ли батюшка принять вас.
Служка развернулась и мягкой походкой пошла к амвону. Макс закрыл глаза: «Хоть бы все получилось. Я должен сделать это. Рассказать, покаяться и отринуть. Оставить все за чертой».
Шелест молитв вдруг смолк, в храме стало тихо. Настолько, что он услышал птичий щебет. Макс поднял голову, под куполом бился воробей. Откуда он? Здесь, в храме? Перелетая от окна к окну, маленькая птица билась о стекла и пыталась вылететь наружу. Но створки были заперты, и воробей тщетно бился о стекла, спасения не было. «Вот так и я. Бьюсь, бьюсь, а выхода не найду».
— Отец Иоанн примет вас. — Кто-то коснулся его руки. Служка стояла рядом и благостно улыбалась. — Подождите немного.
Страх или стыд, а может, и то, и другое сковали его. Опустив голову, он смотрел в пол и ждал. Священник вот-вот должен был подойти.
— Вы хотели исповедоваться?!
Макс увидел подол рясы и большой крест на груди. Посмотреть в глаза батюшке не было сил. Он робко кивнул.
— Да.
— Слушаю вас.
Собираясь с силами, он набрал в легкие воздуха. Торопливо утер глаза и увидел руки. Холенные мужские руки. На безымянном пальце — перстень с черным агатом. Он даже не сразу понял, что — но его пронзило. Тряхнуло, будто смертника на электрическом стуле. Нет же! Нет! Это — невозможно! Судорожно подняв глаза, тут же и опустил. Не может быть! Он зажмурился и стиснул зубы. Только не это! Почему?! Кровь, прильнув к вискам, не давала возможности мыслить. Почему именно сейчас?!!!
Священник растолковал его молчание по-своему. Мягким поставленным баритоном начал.
— Сын мой, что привело вас сюда? — Голос был дьявольски похож. — Какой грех тяготит вашу душу?
«Грех? Ах, если бы он был лишь один, этот грех! Вот так сразу возьми и выложи тебе, все, что у меня на душе. Хотя, что мне терять? Я — грешник, нуждающийся в покаянии, ты — священник, отпускающий грехи. И только. Все остальное вне этих стен».
Сбиваясь от волнения, Макс прошептал.
— Даже не знаю.… Понимаете, мой грех, он… Он — огромен. И не знаю, есть ли мне прощение.
— Прощение даруется всем, искренне покаявшимся.