Мужчины в один голос поздоровались с гостем.
– Вы, отец Роман, извините, что я вот так вот вас вызвал, – выразил сожаление Святослав, раздавливая догоревший почти до фильтра окурок. – Но дело серьезное…
– Ничего-ничего. Рассказывайте, – отмахнулся тот, беря стул и устраиваясь за столом.
– Вот такая тут карусель, отец Роман, – ткнул пальцем в плакат журналист. – Кумекаем над надписью.
Священник посмотрел на буквы: «ГРѣШЕНЪ 3:16».
Между тем Иван продолжал:
– Ну, понятно, что это глава и стих. Скорее всего, из Писания, то есть это именно православные традиции, потому что церковнославянский. То есть не протестантизм и уж тем более не ислам.
– Да и мы не в Назрани, – ухмыльнулся отец Роман и провел пальцем по архаичным буквам. – Тут места староверские, так что предположение ваше очевидно.
– Да. А вот цифры эти что означают? – поинтересовался Соколов и с надеждой посмотрел на монаха. Но вместо него ответил журналист, который решил объяснить, как и в какую сторону двигались их собственные мысли:
– Взяли мы Писание, смотрим, какие стихи больше всего подходят, но вариантов слишком много. Например, от пророка Малахии: «Но боящиеся Бога говорят друг другу: внимает Господь и слышит это, и пред лицем Его пишется памятная книга о боящихся Господа и чтущих имя Его…» Ну, тут как-то не очень понятно… А вот от Иоанна: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Ну, то есть хоть и грешен, но обретет потом жизнь вечную, мол, не волнуйтесь.
Роман кивнул:
– Да, неплохо так срастается, – однако уверенности в его словах не чувствовалось.
Тут и Святослав подключился к мозговому штурму:
– Но все эти предположения абсолютно не коррелируют с убитым! Не бьется. Андрей Вадимович, как мне сказали, был справедливым, но где-то излишне мягким.
– И воцерковленный он был, вот еще что, – кивнул Иван. – Не особо грешный, то есть не раскопали за ним особых грехов. Путаница.
В кабинете наступила тишина, слышно было, как журналист втягивает дым через мундштук трубки.
Отец Роман несколько раз огладил бороду и предположил:
– А может, не такой уж он святой был, этот Андрей Вадимович-то?
Соколов отрицательно покачал головой:
– Ребята уже пробили все что можно. Ну, не святой, конечно: выпивал, ругался, но преступлений за ним точно не отмечено никаких.
– Да тут, как видно, речь о преступлении перед законом не идет.
Миронов встрепенулся, внимательнее посмотрел на надпись и предположил:
– Грех перед Богом?
– Ну да, это же очевидно, – кивнул майор.
Священник пожевал губами, что-то обдумывая, затем спросил:
– Вы сказали, многие обвиняли Андрея Вадимовича в излишней мягкости? И что из-за этого миролюбия излишнего люди страдают?
– Да. Он и сам в итоге пострадал.
– Если Господь поставил тебя на такой пост, – стал размышлять вслух отец Роман, – то нельзя быть излишне мягким.
– Ну, Андрей Вадимович просто хотел принести в этот городок мир! – заступился за покойного мэра Иван. Ему не нравилось спорить с божьим человеком, но и просто так соглашаться, что убитый сам виноват, было как-то неприятно.
– «Сказано: не мир Я принес, но меч». Кто-то считал, что своей мягкотелостью и излишним миротворчеством Андрей Вадимович шел против воли Господа. «Сказал Господь: о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тепл, а не холоден или горяч, то изблюю тебя из уст Моих». Откровение. Глава 3, стих 16.
– Черт, – ругнулся от удивления журналист. – Ой, извините… мы до него не дошли пока… Как подходит, а!
Он посмотрел на Соколова, явно намекая, что вот оно, то, что они так долго искали! Однако майор не разделил его воодушевления. Он мрачно смотрел на фото надписи и негромко повторил:
– «Изблюю из уст моих»… Жутковато звучит.
Отец Роман кивнул.
– А православие вообще вера суровая, – подтвердил он назидательно. Двум его собеседникам даже стало как-то не по себе от металла, зазвеневшего в голосе священника. – И когда вы найдете в этом радость, то познаете истину.
Снова в кабинете в табачном дыму повисла мрачная пауза. Мужчины думали каждый о своем. Соколов взял блокнот и быстро перелистал страницы, на которых делал последние записи. Хмыкнув, подытожил:
– Ну что, господа? Выходит, пришли мы к выводу неутешительному.
– Простите? – не понял Иван.