— Не знаю, — Марк залился мелкими смешками. — Ну, может.… Нет, не могу ничего придумать. Мужчинка, вот кто ты!
— Это понятно, — знакомец улыбнулся. — А еще?!
— А еще — интересный мужчинка!
— Марик, я — администратор…. Слушай внимательно! Администратор Большого театра! Понял теперь, с кем ты коньячок кушаешь?!
— Неужели?! И что?!
— Ты еще спрашиваешь?! Я же могу поспособствовать, так сказать. Хочешь?
— Что?!
— На сцену хочешь? Главную роль не обещаю, но шанс могу дать.
— Не может быть, — Марик хохотал, но уже засомневался: «А может и впрямь из Большого?!»
— Я серьезно.
— И когда можно придти на просмотр?!
— Сложно так сразу сказать. Мне нужно кое с кем поговорить. Но — это потом. А сейчас давай еще выпьем.
Уже в номере, лежа на жестком казенном матрасе и выдыхая табачный дым, администратор рисовал ему будущие горизонты.
— Марик! Большой еще будет горд оттого, что такой талант, как ты, коснется его сцены своей пятой! Понимаешь, горд!
— Ты меня волнуешь.
— Только так?! — Любовник ущипнул его за ягодицу.
— Ты же знаешь, что нет.
Но коснуться сцены Большого Марку не довелось. Какое-то время он еще танцевал на подмостках второсортных театров и театриков, потом пробовал себя в пантомиме и танцевальных инсталляциях. До тех пор, пока все это высокое искусство не накрылось медным тазом в 90-е. Вот тут-то Марку пришел самый настоящий крах.
Мама отдала Богу душу вместе с Союзом, в августе 91-го. В конце 92-го весь коллектив филармонии, где он технично танцевал Щелкунчика и Зайку серенького, распустили на вольные хлеба. А в 94-м и вовсе, для Шапиро настали такие времена, что хоть на панель выходи.
И вот, когда уже Марк был готов идти на Арбат и с кружкой в руках вытанцовывать себе на пропитание, позвонил Илвис. Старый приятель, с которым когда-то он делил комнату в студенческой общаге. Через двадцать с лихом лет услышать из трубки прибалтийский акцент, мягко говоря, было неожиданно. А потому голос сокурсника он не узнал. Но, нисколько не обидевшись, Илвис принялся расспрашивать его о делах. Хвастаться было нечем — Марк был на грани. Зато сам Илвис крепко держал синюю птицу. Он давно и прочно обосновался в Испании, танцевал в известной труппе и не вылезал из гастролей, став, по сути, гражданином мира. Шапиро прижал трубку к щеке: слушать об успехах того, кого он считал заурядным прыгунком, было невыносимо. Но не вешал, ждал: если Илвис позвонил через столько лет, значит, не просто так.
— Старик, я сейчас в Москве, но приехать не могу. Дела! Так что извини.
— Да. Жаль, — соврал Шапиро. — Был бы рад тебя видеть.
— А чем ты сейчас занят?
— Хе-хе. Даже не знаю, как тебе сказать. Понимаешь, Илвис, я сейчас…, - замямлил Марк, соображая, чтобы такое придумать. — Я сейчас…
К счастью, Илвис избавил его от вранья.
— Можешь не продолжать, догадываюсь. Поэтому и позвонил именно тебе. Есть одна работа. Авторитетные люди попросили порекомендовать хорошего хореографа и без понтов. Я почему-то сразу вспомнил о тебе.
— Что за работа? — Марк мгновенно оживился. — Мне сейчас не до выбора, готов хоть Жизель танцевать.
— Да нет, старик, это не Жизель. Скорее, Газель. Короче, один частный приют, в Подмосковье…, — Илвис негромко кашлянул, — сугубо мальчиковый. То есть там одни пацаны. И это…
В трубке повисла пауза. Марк слушал, затаив дыхание. Илвис подбирал слова.
— Ну, там, в общем, пацаны с улицы, которые отродясь у станка не стояли. Владелец хочет, чтобы они умели танцевать.
— А кто он?
— Кто?
— Ну, владелец — кто он?!
— Да это неважно. Человек один. Платит, вроде, тоже неплохо. Сто баксов в неделю. Тебя устроит?
— Илвис! — Марк едва не задохнулся от нахлынувшего волнения. — Ты правильно сделал, что позвонил. Ты даже не представляешь, как я мечтал работать с детьми. Пусть, с самыми обычными — пусть! Но, ведь, кому-то нужно передавать свое мастерство. Ты знаешь, я… я хочу тебе сказать, что кому-то блистать, как тебе, а другим — трудиться, аки пчела. Понимаешь о чем я?!
Марк еще долго мог плести кружева лживой благодарности, но Илвис по-деловому подытожил.
— Марик, мне уже надо бежать. Извини, говорить больше не могу. Запиши телефон, по которому с тобой договорятся о собеседовании.
— Одну минуту.
Торопливо Марк схватил карандаш, старую газету и накарябал продиктованные цифры.
— Кого спросить?
— Да никого. Скажешь, по поводу работы. Сошлешься на меня — там поймут.
По указанному номеру, действительно, его сразу поняли. Для дальнейшего разговора Марку назначили встречу в кафе, в центре, на два часа дня. И рекомендовали не опаздывать.
Он не опоздал. Облаченный в белоснежную рубашку, лучший и единственный костюм, с фиолетовым платком на шее Марк пришел на полчаса раньше. Заказал чашку кофе, с ужасом понимая, что на эти деньги мог жить три дня, и принялся ждать.
Работодатель появился ровно в два. Холеный, импозантного вида мужчина, где-то между тридцатью пятью и сорока. В глазах его читалась уверенность в себе и холодный цинизм к окружающим. Он сел за столик, заказал бокал вина и начал разговор. Вопросы были немного странные, но Марка это не волновало, он готов был ответить на любые, лишь бы получить работу. Мужчина делал небольшие глотки, смотрел и слушал, уделяя больше внимания как, а не что, говорит соискатель. Отчего, волнующийся Марк волновался еще больше и смущенно, словно женщина, избегал встречаться с ним взглядами.
В тот день решения о приеме или отказе Шапиро так и не услышал. Ему назначили еще одну встречу. Через неделю, на том же месте, в тот же час. Он обещал быть.
За минувшую неделю улица и витрина кафе нисколько не изменилась. Марк уже подходил к входу, как услышал сигнал клаксона. Он инстинктивно обернулся. Из салона припаркованного Мерседеса на него смотрел взгляд холодных глаз. Работодатель кивнул и слегка распахнул дверцу. Марк послушно подошел.
— Садитесь.
— Здравствуйте. — Шапиро испытывал беспокойство и неловкость, но ослушаться не посмел.
— Вы не передумали?
— Нет-нет. Я готов. Хоть завтра.
— Хорошо. Мы прокатимся в одно место, где вам, возможно, и предстоит работать. Вы не против?
— Отнюдь. Я в вашем полном распоряжении.
Не говоря больше ни слова, мужчина кивнул водителю — лысому типу с густыми усами и пиджаке с золотыми пуговицами, и большой черный Мерседес медленно стал встраиваться в поток.
Когда за окном замелькали загородные пейзажи, Марк решил, что везут его в тот самый приют, о котором говорил Илвис. Про себя он даже окрестил его экспериментальным, представляя, что это большое, двух или даже трехэтажное здание, где в просторных комнатах живут и учатся маленькие обитатели. Полету фантазии никто не мешал, ибо потенциальный работодатель ничего не говорил, а тоже смотрел в окно. Через пару часов автомобиль въехал в небольшой поселок, а после — во двор, ничем не примечательного, одноэтажного дома. Полагая, что это — промежуточная остановка, Марк и не думал выходить — сидел и ждал. Но, когда работодатель распахнул перед ним дверцу, стало ясно, выйти придется.
По ступеням они поднялись на высокое крыльцо и прошли в дом. Мужчина провел Марка по коридору и пустым комнатам и коротко прокомментировал.
— Осматривайтесь пока. Вот здесь вам и предстоит работать. Мебель привезут на днях.
Все еще надеясь, что это шутка, Марк иронично уточнил.
— А где планируется разместить зал хореографии?
— Хороший вопрос, — работодатель холодно улыбнулся. — Карпыч, покажи Марку Сигизмундовичу основной филиал нашего заведения.
Марк облегченно выдохнул: «Ну вот, кажется, все встает на свои места. Наверняка, за домом расположено просторное здание, где будут жить и учиться дети». Довольный своей прозорливостью, он любезно повернулся к усачу. Но идти далеко не пришлось. Карпыч вывел его на веранду, остановился и, к полному изумлению Марка, поднял люк в полу.
— Спускайтесь за мной.
Еще не веря в реальность услышанного, Шапиро машинально посмотрел вниз. Из люка виднелась лестница, ступенями уходившая в темноту и больше ничего. От недобрых предчувствий сердце Марка сжалось, он растерянно заморгал ресницами и посмотрел на усача.