Занятие для себя Фред найти не мог. Время в полете тянулось нескончаемо долго, и волей-неволей в голову полезли тревожные мысли. Его беспокоила Ева. Как она?! Успеют ли они? Последний звонок в клинику он сделал час назад. Док был занят и скупо ответил, что состояние Евы тяжелое, но стабильное. Хотя, что он еще мог сказать?!
Фред открыл глаза. Мальчик спал. «Убить одну жизнь, чтобы спасти другую?! Приемлем ли такой обмен?!»
«Конечно, — убеждал он себя. — Ты имеешь полное право. Ведь операция и не убийство вовсе, а прекращение страданий этого мальчугана. Он болен и обречен. И спасти его, в отличие от Евы, уже невозможно. Мальчик просто ляжет на операционный стол, заснет и все. Ни боли, ни страданий, ничего».
Почти убедив себя, что выбранный путь — единственно правильный, Фред опустил веки. Но успокоение отчего-то не шло. Напротив, ком сомнений и тревога только нарастали. Воспитанный в духе христианства, не слышать в себе протеста, Фред не мог.
«Откуда тебе знать, что с этим ребенком?! Он может быть вполне здоров. Он и выглядит здоровым. Ты же отлично понимаешь, ради денег эти люди готовы на все. Они алчны, жестоки и бессердечны. А такие, как ты, позволяют им проявлять и развивать собственные пороки. И не только пороки, но и грязный бизнес. Представь, что кто-то мог похитить и продать на органы малышку Еву?! Откуда же тебе знать, что произошло с этим ребенком?! Если будет на то воля Божья, Ева справится сама. Также как, если воли той не будет, то и донорский орган не поможет ей».
Окончательно запутавшись, как быть, Ван Герт решил сдаться на милость обстоятельствам. Маховик событий он уже запустил, теперь оставалось только следовать указателям на этом пути. Что будет — то будет. И если ему придется отвечать за свои грехи, он готов к любому суду — и к земному, и к божьему.
Фред открыл глаза и вновь посмотрел на Пашку: «Неоперабельная опухоль?! Не знаю. Ребенок, хотя и не очень подвижный, с виду нисколько не ущербен. Он адекватен и вполне вменяем. Не зная и не понимая меня, он отлично воспринимает мимику и жесты. Тогда, в чем выражается эта болезнь? И все же.… Нет-нет, даже не думай! Зачем тебе это?! Он — болен, и точка».
Их разбудил голос стюардессы.
— Леди и джентльмены, просим вас пристегнуть ремни.
Фред открыл глаза и увидел в иллюминаторе, изрезанное каналами, тело Амстердама. «Ну, вот и все. Я дома». Мысли стали приобретать вид снежного кома, летящего с горы.
В аэропорту он включил мобильник. И сразу телефон заверещал противным писком. Фред остановился, надеясь, что телефон пищит у кого-то другого, и выждал. Звонили ему. Вытащив аппарат, он взглянул на дисплей. Это был док. «Почему он звонит?! Может, не отвечать?! Приехать в клинику и, как ни в чем не бывало, поинтересоваться, как дела. Нет-нет, не ответить невозможно. Когда я улетал, у Евы начинался курс химиотерапии, и возможно, она пошла на поправку. Возможно?! Или — невозможно?! В, конце концов, выбора нет — надо ответить».
Фред выдохнул и поднес мобильник к уху.
— Да. Слушаю вас.
— Господин Ван Герт?! Беспокоит доктор Ван Бэрнс.
— Да, я понял. Здравствуйте, док.
— Господин Ван Герт, я неоднократно звонил вам, но ваш телефон был отключен.
— Да, я только с самолета. Вы же понимаете, на борту запрещено пользоваться мобильной связью. Что-то случилось?
— Я думаю, вы должны приехать в клинику.
— Что-то с Евой?!
— Да, — Доктор замешкался и кашлянул.
— Что с ней?
Пауза. Фред почувствовал, как похолодела спина.
— Мне очень жаль, два часа назад Ева скончалась. — Голос доктора не выражал ни единой эмоции. Сухой, бесстрастный тембр. — Мы оказались бессильны. Примите мои соболезнования.
Фред зажмурился. «Все! Я не успел. Все кончено. Страхи, сомнения, тревоги, да что там — жизнь кончена. Не только Евы, но и моя. Все, что у меня есть — не стоит ничего. Все пошло прахом. Евы больше нет. Нет! Нет! Нет же! Это невозможно. Это — обман. Или ошибка. Доктор что-то путает. Моя девочка не могла умереть».
— Это невозможно.
— Мне очень жаль.
Пожилой седовласый мужчина стоял посреди многолюдного зала. Скупые слезы из-под закрытых век. Они стекали в русла морщин, заполняли их и капали на пол. Люди проходили мимо, кто-то бросал недоуменные взгляды, кто-то просто отворачивался. Пашка смотрел на Фреда и не понимал, почему он плачет.
— Дядя!
Он тронул Фреда за рукав. Старик не реагировал: стоял, сжимая в руке телефон, плакал.
— Папа!
Громкий крик, рывок — они заставили очнуться. Фред открыл глаза и вопросительно, будто увидев Пашку в первый раз, уставился на него.
— Папа, пойдем.
Мальчик говорил по-русски, но Ван Герт все понял. Не понять ребенка, который тянет тебя за руку, было сложно. Старик торопливо утер глаза, вздохнул и, еще не представляя, что делать, медленно побрел за толпой.
Забрав багаж, они вышли из здания и пошли к стоянке такси. Мысли лихорадочно путались. «Нет, сейчас надо успокоиться и ехать в клинику. Я должен увидеть ее. Сегодня, сейчас, немедленно». Фред уже видел круглое лицо темнокожего таксиста, как дорогу преградил неизвестно откуда взявшийся Гелентваген. Боковое стекло опустилось, и старик увидел Александра.
— Господин Ван Герт, добрый день.
Фред сжал губы, молчал.
— Кажется, вы что-то забыли.
— Что?
— Мальчик. Вы должны передать его нам.
— Вам? — Будто что-то вспомнив, Фред замешкался. — Да-да, должен. Но почему именно сейчас?!
— Чтобы мы могли достать вам вашу печень. — Русский бил цинизмом. — Маленькая Ева?! Забыли?!
— Н-нет. Я все помню.
Он, действительно, все помнил. Конечно, затребовав мальчика, русские просто выполняли свою часть договора. Обязательства, освободить орган от тела. И ничего более. Для них это — бизнес. Для него… Что значило это для него?! Буквально полчаса назад, он без колебаний отдал бы им мальчика. С надеждой, как можно скорее получить требуемое, а, значит, и спасти Еву от смерти. Но сама смерть решила иначе. Сегодня она уже получила свою дань. Договор терял смысл: убивать еще одного ребенка больше незачем. И, если ему оставалось жить полгода, то пусть он проживет этот срок счастливо. В конце концов, только Господь может решать, кому жить, а кому умереть.
Александр перестал улыбаться.
— Что же вы ждете?! Давайте его сюда. — Уже по-русски он крикнул Пашке. — Пацан, давай дуй в машину!
Мафиози распахнул дверцу и выжидающе смотрел. Фред почувствовал, как детская ладонь до боли сжала его, и взглянул на Пашку. В детских глазах жил страх. Животный страх существа, которому грозит смерть. Так, олененок, спасающийся от волков, смотрит на человека. С тревогой и надеждой. Нет, ребенка он им не отдаст! Не имеет права. Ни за что!
— Одну минуту, Александр — я вынужден вам сказать….
Фред вздохнул. Что им скажет?! Что он может?! Эти парни не допустят, чтобы их обманули. Но что тогда?! Идти наперекор?! Вряд ли. Он всего лишь немощный старик, раздавленный горем. А, может, попробовать договориться?! Ведь, он уже не в дикой России, он дома, в Голландии.
— Так что же, вы отдаете нам мальчика?!
Фред собрался с духом.
— Алекс, я прекрасно помню условия нашего договора. Но десять минут назад мне позвонил врач и сказал, что Ева сейчас проходит курс химиотерапии и, пересадка органа в ближайшие дни невозможна. Поэтому, я хотел бы, чтобы мальчик это время пожил у меня, а когда настанет подходящий момент — я дам вам знать.
— Вы просите отсрочки?
— Да.
Русский хлопнул дверцей и недоверчиво, будто что-то подозревая, произнес.
— Ну, что ж, давайте подождем. Только несколько дней. Думаю, что больше недели никто из нас ждать не намерен. Я прав?
— Вероятно, да.
— Вероятно?! — Ответ еще больше смутил парня. Нахмурившись, он мрачно добавил. — Я не знаю, что вы там задумали, господин Ван Герт, но советую не предпринимать никаких неразумных действий.