Выбрать главу

— Скоро. — Хозяин сделал паузу. — Карпыч, ты что пил?!

— Немного. Мандраж, сами понимаете.

— Да-а… дело еще не сделали, а ты уже готов.

— Я для разрядки только.

— Ладно. Расслабься. Сегодня все отменятся.

— Как отменятся?! Я ж пацанов уже того.

— Вот и правильно. Сегодня отменяется. А завтра все по плану: целлофан, лопаты. Все, как и договаривались.

— Так это, — Карпыч был в недоумении, — сегодня их что — там оставить?!

— Да, пусть лежат. Ничего с ними не будет. А ты давай отдыхай, сил набирайся — завтра у нас трудный день.

Карпыч тяжело выдохнул, выключил телефон и, спустившись в подвал, подошел к шкафу. Спирта в бутылке почти не осталось.

— Помянем, души невинные.

Усач опрокинул горлышко в рот. Спирт уже не жег, но пьянил — трезветь Карпыч отнюдь не желал.

В поселок Хозяин въезжать не стал. Километра за два съехал с шоссе и оставил «Мерседес» на обочине. Из багажника вытащил канистру, перчатки и рюкзак. Уложив в последний все остальное, натянул на глаза капюшон и пешком пошел к поселку. Знакомая улица встретила редкими фонарями и гробовой тишиной. Потом, услыхав шаги чужака, в редких дворах забрехали собаки. У Карпыча пса не было. Да если б и был, в стельку пьяный никакого лая он бы не услышал. Хозяин перекинул через забор рюкзак, а после, подтянувшись, и собственное тело. Уже во дворе, вытащив канистру, открыл крышку. Шибанув в ноздри, бензин заставил поморщиться. Пахучая жидкость булькала, поэтому лить приходилось медленно, шаг за шагом обходя периметр дома.

Закончив, он пролил к забору дорожку, фитиль гигантского кострища. Убрал канистру в рюкзак и вновь полез на забор. Уже, сидя на нем, достал спичку и чиркнул. Дорожка вспыхнула только со второй, ярким пламенем осветив весь двор. Огонь быстро добрался до стены, разделился и языками принялся лизать строение. Хозяин удовлетворенно сплюнул: «Можно уходить. Похоже, без вариантов».

Но далеко он не ушел. На той же улице кинул рюкзак в кусты и влез на дерево. Набиравший силу, пожар был виден, как на ладони. Звук лопавшихся стекол, треск горевшего дерева, яркое зарево. Соседи очнулись минут через двадцать. Он видел, как забегали, засуетились вокруг пламени люди и, высокий женский голос отчаянно завопил: «Воды тащи! Быстрее! Сгорят, ведь!» Кто-то тащил ведра, кто-то лил из них воду, но ни в дом, ни из дома никто не бежал. Когда занялась крыша, Хозяин вытер пот и полез вниз. Смотреть было нечего, дом с подземельем превратился в уголь.

Глава 22

Макс ввалился в номер и, не разуваясь, упал на кровать. Все кончено. Или почти все. Усач, депутат, мент, танцор — все они были мертвы. Но последний, он же первый — жив. Поверить, что Хозяин уже покинул этот мир, Макс не мог. И где его искать — одному дьяволу было ведомо.

Собравшись силами, Макс встал, скинул кроссовки и прошел к сумке. Расстегнув молнию, достал жестяную коробку Карпыча. Отбросив крышку, как пожухлую листву, перетряхнул фотографии пальцами. Искомое фото лежало в середине. Макс вытащил его из кучи и пристально вгляделся. Вот он! Человек, который был в его списке самым первым. И, как ни грустно было это осознавать, самым недосягаемым.

Холодным взглядом мужчина взирал на него с пожелтевшей бумаги. Макс пристально вгляделся. Массивный перстень с черным агатом, тонкие холеные пальцы, прямой греческий нос. Особые приметы практически отсутствовали. И отыскать их обладателя, словно хамелеона в джунглях, представлялось невозможным. Во всяком случае, не под силу, разыскиваемому за убийство, одиночке.

«Хозяин может быть, где угодно и кем угодно: банкиром, менеджером, чиновником. Связи и деньги легко могли подарить новую жизнь. Знать бы какую? Хотя этого не знал даже Альберт. В самом деле, не знал. Иначе вспомнил бы — уж очень старался, — Макс горько усмехнулся — Хозяин опять обставил всех. Люди, окружавшие его, мертвы, а он.… Впрочем, доподлинно это неизвестно. Концы упрятаны и, кажется, надежно».

Макс вытащил маркер и нарисовал на снимке концентрические круги. Поставил фото на стол и, отойдя на несколько шагов, прицелился в него из пистолета. Замер. Спускать курок, впрочем, было глупо. В магазине еще оставались патроны, и переполох был ни к чему. Звук, слетевший с губ, обозначил выстрел: «Бах!» Криво усмехнувшись, он схватил фото и, скомкав, бросил в корзину. И тут же — будто опомнившись, вытащил наружу. Расправив, сунул в карман. «Мало ли… Выкину, когда вернусь в Штаты».

Парик и женская одежда были уже никчему. Небрежно впихнув все в пакет, он завязал узел и кинул его в урну. «Вот и все. Осталось собрать сумку и купить билет. Шереметьево, самолет, Нью-Йорк. Там все будет иначе. Помощник Шерифа обещал поддержку, если я явлюсь. Я явлюсь. Ничего другого больше не остается».

Американская Фемида представлялась гуманнее местной. И не без оснований. Серийные убийства обещали в России пожизненное заключение, в Штатах жертвой был он. Приемыш просто защищался и… немного перестарался. Кто кинет в него камень?! Вот и присяжные, нет. Они поверят приемышу. И ему тоже надо в это верить.

Макс вытащил из сумки российский паспорт, развернул оборот. «Видишь, Ричард — ты возражал напрасно. — Макс возвел глаза к верху. — Он мне больше не нужен, Совсем не нужен». Перехватив страницы руками, резко рванул их на себя. Паспорт беззвучно разделился на половинки, из одной отделилась страница с фото…

Но видеть Ричард уже не мог. Он вообще ничего не мог, потому, что был мертв. Но мертвым мог оказаться и он — приемыш, вздумавший поиграть в свободу. Кому-то из них должно было повезти больше.

Разговор Макс завел издалека. За ужином. За столом Ричард почти всегда был спокоен.

— Рич, я прочел в Интернете, что человек, родившийся в России, пожизненно является ее гражданином.

— И что с того?

— Я вот и подумал, а не получить ли мне русский паспорт?!

Фоссет перестал жевать, отложил вилку и медленно перевел взгляд.

— Ты в своем уме? — Его нижняя губа, как у паралитика, дернулась, а глаза стали наполняться гневом. — Тебе что, наскучила нормальная жизнь? Надоела Америка?

— Нет, конечно. Я просто подумал, что мне не помешает их паспорт. В конце концов, когда-нибудь я хочу туда съездить.

— Что ты такое говоришь? Послушай, что ты несешь — мне не помешает их паспорт. Да о какой России ты вообще можешь говорить?! Тебя там едва не убили и, если бы не я, неизвестно, чем бы все закончилось.

Ричард покраснел, встал и сумбурно прошелся по столовой. Расходясь, наклонился и крикнул Максу в лицо.

— Ты — полное дерьмо! Слышишь?! Полное! И твоя Россия — тоже. Давай, валяй! Там, как раз место такому дерьму, как ты!

Макс, опустив голову, молчал. Возражения сейчас лучше было оставить при себе.

— Па, я все понял. Давай закроем эту тему.

— Нет, ты ничего не понял! Думаешь, я не знаю?! Ты прощупываешь меня. Смотришь, как я отреагирую. Так вот знай, если ты сбежишь в эту дерьмовую Россию, я не приму тебя обратно! Никогда!

Макс отложил вилку. Аппетит окончательно пропал. Он поднялся и молча пошел из столовой. В спину полетели упреки.

— Я вытащил тебя из задницы, дал тебе кров и образование, а ты платишь мне черной неблагодарностью. Как там у вас, у русских: сколько волка не корми, все равно в лес смотрит. Так получается?!

Вместо ответа Макс хлопнул дверью. В комнате, упал на кровать и одел наушники. Рок мог заглушить кого угодно. Даже Ричарда.

В последние годы их отношения изменились. Стали не то, чтобы лучше, но…. Ричард просто потерял к нему интерес. Разочаровавшись, что приемыш вырос так быстро, предпочитал быть не любовником, но тираном. Домашним тираном. Он придирался к каждому слову, действию и даже внешнему виду. Хотя вид был вполне зауряден. Стараясь не давать повода, Макс избегал отца. Привет — как дела — пока. Вот и все. Впрочем, замкнутость раздражала Фоссета тоже. За ужином он любил повторять, что сын совсем не ценит его усилия и заботу. Сын отмалчивался, чем невольно подтверждал его упреки. И вот новый удар: волчонок решился вернуться в лес, а русский паспорт, как пропуск в него. Ну что ж, придется выбить из него эту дурь, и если понадобится, то вместе с мозгами. Оставшись один, Ричард сжал кулаки и треснул по столу. Тарелка полетела на пол, осколки вместе с едой — в стороны.