– Внутри кто-то есть? – спросил Ризердайн, перекрикивая гвалт.
К нему подскочила босая женщина в пледе и заговорила сбивчиво, нервозно, глотая слоги. С трудом все же удалось понять, что безлюдь пуст.
Ризердайн кивнул и направился к дому, где уже работали Илайн и Флинн. Вооружившись десятком аптекарских склянок и щедро проливая их содержимое на землю, они обошли периметр.
Рин не спешил присоединяться к ним. Такие методы были ему неизвестны, и без своего портфеля, полного привычных инструментов, он не мог ничего предпринять. От представительного образа домографа остался только костюм, но даже в нем Рин выглядел потерянным и беспомощным.
– Не понимаю, что они делают.
– Используют масло шалфея, чтобы успокоить безлюдя, – объяснила Флори.
Он посмотрел на нее с недоумением.
– Откуда вы знаете?
– Прочитала.
– Делаете успехи!
Она проигнорировала его похвалу, обратив внимание на Флинна, который бросился к машине и вскоре вернулся с парой больших мотков веревки.
– Нужна твоя помощь, – сказал он Рину и, не сбавляя шага, бросил ему бобину.
Флори осталась одна на растерзание толпы, тут же обступившей ее. Гул недовольства, звучащий как рой пчел, прокатился среди зевак. Она хотела успокоить их, но получилось только разозлить.
– Эй, милочка, – крикнула женщина с суровым каменным лицом, – если он навредит моему дому, я вашу контору засужу.
Несколько человек поддержали ее одобрительными возгласами. Другие наперебой стали рассказывать о том, что слышали из окон плач. Флори попыталась объяснить, что это был голос самого безлюдя, чей вой и впрямь напоминал человеческий, и снова столкнулась с непониманием. От нее требовали действий, а не слов: что бы она ни говорила – все звучало для них неубедительно.
Не выдержав, Флори метнулась к дому, уже оплетенному веревками. Она огляделась по сторонам и, не найдя никого из своих, решила, что справится в одиночку. Ей не придется даже переступать порог, достаточно швырнуть пузырек с успокоительным внутрь безлюдя, чтобы он замолчал и больше не пугал людей. Ничего серьезного, что могло бы осложнить ситуацию или навредить.
Как же она ошибалась. Во всем: начиная с отношения делмарцев к безлюдям и заканчивая тем, что ее план достаточно продуман.
Флори беспрепятственно подкралась к двери, толкнула ее и швырнула на пол пузырек. В нос ударил резкий, концентрированный запах – неприятный, слезоточивый, совсем непохожий на тот, что обычно. Она отпрянула, но не успела ступить и шагу. Пол ушел из-под ног, затрясся и накренился. Не удержавшись, Флори упала через порог, едва не напоровшись на осколки, и кубарем вкатилась в холл. Она попыталась подняться на локтях, однако резкие наклоны, вибрации и перемещения опоры не позволили сделать этого. Вокруг стоял оглушительный грохот, с которым рушились вещи. Ползком она все же добралась до двери и обнаружила ее наглухо запертой.
Успокаивающая микстура дала обратный эффект. Раз хваленые методы домтер не сработали, стоило обратиться к старому, проверенному способу. У Флори не было с собой сандаловых благовоний, зато наверняка в доме хранились спички. Подгадав момент между накатывающими приступами безлюдя, она бросилась в ту сторону, где предполагала обнаружить кухню. Но длинный коридор привел ее в странную комнату – круглую, скудно обставленную мебелью. В центре, точно опорная колонна, возвышался бледный ствол эвкалипта, покрытый клочьями отслоившейся коры. Флори сразу поняла, что оказалась в хартруме: его выдали окна, подернутые пленкой, хриплое дыхание и ощущение живого существа.
Она отыскала спички на столике рядом с ингалятором, но зажечь их не получилось – отсырели. Воздух в комнате был настолько влажным и плотным, что в нем могли бы плавать рыбы, тогда как Флори ощущала себя жалким моллюском, выброшенным на берег. Кислорода не хватало, дышать становилось все тяжелее. «Нужно уходить», – подумала она, а тело решило по-другому. Обессиленно упало, покрылось игольчатой болью, задрожало, будто от лихорадки.
Флори не понимала, что с ней, хотела позвать на помощь, но с губ сорвался только слабый стон. Мучительно-медленно к ней пришла мысль, что всему виной воздух, и для спасения нужно пробраться к окну. Из последних сил она поползла к ближайшему проему, сокрушаясь над тем, что подоконники слишком высоки. С каждым новым движением дышать становилось больнее. Ее замутило, в ушах глухо зашумело. Флори продолжала пробираться за спасительным глотком свежего воздуха, но потом ее охватил ужас от мысли, что прямо здесь и сейчас ее жизнь может оборваться. Сквозь затуманенное сознание прорезался голос. Вначале он казался чужим и далеким, но потом обрел знакомое звучание. Ризердайн. Проваливаясь в обморок, Флори не различала слов и не осознавала, что происходит, а лишь улавливала отдельные ощущения: холодные прикосновения к коже, головокружение, дрожь… Пространство вращалось, словно дом был гончарным кругом, а она – податливой, мягкой, бесформенной глиной, попавшей в руки мастера. Чувство собственной бестелесности странным образом успокаивало. Если нет тела – умирать нечему. Невыносимая боль в легких отделилась от нее и постепенно потухла. Дальше пришла темнота.