Я взял пистолет салфеткой и, держа на коленях, аккуратно вытер. Пока я вытирал, Лида молчала. Я вернул пистолет.
– Мне он ни к чему.
– Ладно, – Лида спрятала пистолет в сумку.
– Ну, а что за третий пакет?
– За третий? Жизнь. Они решили тебя убрать, а я их переубедила. Сказала: он глупый, неопытный, размазня. Ведь это верно, разве не так?
Что возразишь! Лида продолжала:
– А единственная положительная черта, которую я у тебя заметила… Этим я не стала делиться. Так что давай пакеты.
Я открыл сумку, развинтил голову Гоголя, вынул три пакета. Лида положила их к себе в сумку.
– Как вас нашел Пичугин? – спросил я.
Я чувствовал, что она сейчас уйдет, и я уже никогда не узнаю, зачем Пичугину нужна была статуэтка.
– Как нас нашел Пичугин? – повторила мой вопрос Лида. – Он ведь из вашего Центрального Комитета. А у нас есть Плеко, когда-то он был в компартии. Впрочем, как и мы все. Этот Плеко раньше был знаком с Пичугиным. Они случайно встретились в Виндхуке. Мы там добывали лекарство. Пичугин приезжал туда, чтобы встретиться с каким-то немцем.
– Немцем?
– Да, немцем. Тот живет в Виндхуке.
– Зачем?
– Тот передал Пичугину какие-то записки.
– Какие?
– Я не знаю. Там же Пичугин заказал статуэтку Гоголя. С тайником, куда он спрятал записки.
– Статуэтка нужна была только как тайник?
– Нет. Он сказал, что статуэтка предназначалась вашему дипломату в Женеве, тот должен был подарить ее какому-то американскому журналисту, любителю Гоголя.
– Записки тоже для американца?
– Я не в курсе.
– Они представляют ценность?
– Не знаю.
– Давай все по порядку. Пичугин достал какие-то записки и заказал статуэтку Гоголя с тайником. Эту статуэтку должен был получить наш дипломат и подарить американскому журналисту. Так?
– Похоже, что так.
– Значит, или Гоголь, или записки представляют какую-то ценность. Поэтому он не оставил статуэтку в посольстве, а взял во Францию.
– Нет. Он не хотел с ней связываться и собирался оставить ее в Конго, – прервала меня Лида. – Но мы его отговорили. Мы хотели воспользоваться ею для перевозки порошков.
– Но у него была дипломатическая неприкосновенность.
– Его в Париже встречали. Он не хотел, чтобы они узнали про наркотики…
– Кто встречал?
– Извини. Это уже политика, здесь я молчу.
– Ладно. Когда вы получили порошки?
– После таможенного контроля.
– Вместе с Гоголем?
– Да.
– И записки он вам тоже вернул?
– Они лежали в той же сумке, что и статуэтка. Он сказал, что это записки старого маразматика, которые никому не нужны.
– Где они сейчас?
– У Базиля. Я пыталась их прочесть, но по-немецки… Поэтому отдала Базилю.
Опять Типограф!
– А он читает по-немецки?
– Да. Он начал читать и сказал, что ерунда. Все-таки жалко, что мы с тобой в разных лагерях. Завтра ты уедешь?
– Да.
– Тебе нужна помощь?
– Нет.
– Подумай.
Я покачал головой.
– Тогда пойди рассчитайся с барменом.
Я все понял. Поднялся, подошел к бару, расплатился. Когда вернулся, Лиды уже не было.
39. Машина подана
Чертовщина какая-то. Пичугин знал, что перевозом статуэтки и записок в Женеву из Браззавиля занимается аппарат ЦК, то есть они представляют какой-то интерес. Но он их спокойно отдает, не пытаясь как-либо использовать. Что должно было произойти, если бы я привез статуэтку в Женеву? Я был обязан положить ее в банк. И не просто в банк, а в банк с сомнительной репутацией. Лиде Пичугин сказал, что весь груз предназначен для какого-то нашего дипломата в Женеве. Странно, но допустим. Когда Москва узнала, что статуэтка исчезла, мне приказали не жалеть денег и найти ее. Про записки ни слова. Значит ли это, что статуэтка – главное, а записки – просто наполнитель? Или они уверены, что бумаги по-прежнему внутри? Уж больно всё не складывается. Если статуэтка предназначается нашему дипломату, почему я должен был положить ее в банк? Скорее всего, из банка ее взял бы кто-то другой. Американский журналист? Маловероятно. Из русских писателей американцы знают только Достоевского, наиболее образованные еще Толстого. Но не Гоголя! Что-то не так. И записки… Что там в них? Типограф сказал, что ерунда. Когда я у него был, он мне ничего о них не говорил. Это понятно. Но теперь расскажет. И отдаст записки.
– Машина подана, месье «как вас там».
Передо мной стояла улыбающаяся Кики.
– Ты быстро.
– Куда прикажете доставить?
– Сначала к Базилю, потом к тебе домой.
– А может быть, по-другому? Сначала ко мне домой и никогда к Базилю?
Откровенно говоря, я тоже предпочел бы этот вариант. После сегодняшнего дня хотелось мирной и спокойной ночи. Но надо было закончить дело.