Германия утратила в 1942 году. Лёгкие прогулки немецких бомберов кончились; риск быть сбитым, а затем и убитым, вырос многократно. Выжившие «арийские соколы» всё чаще проявляли воронью трусость, опасаясь атаковать боевые части. Проще отбомбиться по беззащитному госпиталю с нарисованной мишенью-крестом. Медаль не дадут, шнапса не нальют, но и не накажут: ущерб противнику нанесён. А раненые – что раненые? По арийской мысли русские – не люди, а второй сорт; их не жалко. Так и погиб Леонид Колядуцкий. В июле 1943 года под Курском отогнали наши истребители два звена немецких бомбардировщиков. Бомбовой нагрузки у них хватило бы танковый полк в пыль размолотить. Вот всю её на госпиталь и высыпали. Не выжил никто.
Становление
Излюбленным методом воспитания
был принудительный массаж больших
ягодичных мышц с использованием
подручных средств, например, ремня.
После гибели отца материальное положение семьи Колядуцких парадоксальным образом улучшилось: за потерю кормильца полагался дополнительный паёк. Бабка Тамара смерти сына не пережила; весной 1944 года похоронили. Цинично, но исчез лишний рот. Мирослав с 1945 года стал подрабатывать. В Кургане разместилось несколько госпиталей глубокого тыла, где требовались руки санитаров, даже 12-летних. Страшным наследством войны стали сотни тысяч раненых; в госпиталях война за их жизнь окончилась лишь года через два после официальной Победы. Голодные послевоенные годы – с 1945-го по 1948-й – семья пережила относительно благополучно. Растущему Мирославу есть хотелось всегда. Еда часто снилась, но по помойкам он её не искал; в голодные обмороки не падал. А в 1947 году появился дядя Сеня; через полтора года родилась сводная сестра Мирослава Анна. Каким ветром занесло в Курган не имеющего там ни знакомых, ни родственников одноногого майора? Сам он молчал. Ещё непонятнее, почему выбрал он преждевременно постаревшую, но ещё красивую и хрупкую Людмилу с ребёнком. После войны дефицит мужчин был страшный. Даже инвалид дядя Сеня легко женился бы на молоденькой, и без беспокойного довеска в лице чужого сына. Но сплелись судьбы в узел – не развяжешь.
Мирослав отчима не принял. Бывало, подросток с инвалидом дрались. Но сделал ему дядя Сеня такой подарок, оценить который довелось лишь в зрелости. Хотел тогда Мирослав Леонидович за юношеские выкрутасы покаяться, да сошёл к тому времени дядя Сеня в могилу. Орденам и медалям у дяди Сени на впалой груди было тесно. Уж куда он ходил, где ими звенел, об кого однажды костыль обломал (Мирослава чинить заставили) – кто знает? Но клеймо «непролетарского происхождения» с мальчика сняли. Это давало право на получение высшего образования. Казалось бы, для потомка многих поколений врачей выбор профессии очевиден, но упрямый подросток заартачился. Помимо детской мечты стать офицером-танкистом (в годы войны в Кургане открылось танковое училище), у Мирослава обнаружились способности к языкам. Врач обязан знать латынь; Мирослав её в госпиталях нахватался. Бабка Тамара под большим секретом научила его немецкому: «Вырастешь, поедешь в Германию, убьёшь Гитлера; отомстишь за отца». У матери был в ходу польский. А дядя Сеня, крякнув, вдруг стал – тоже по секрету – учить пасынка испанскому. Иногда костылём. И категорически отказывался отвечать, откуда он сам его знает. К 17 годам Мирослав стал изрядным полиглотом и всерьёз думал о карьере если не лингвиста, то переводчика.
Конец спорам положил обычно молчаливый дядя Сеня. В своей манере: для начала отвесил разошедшемуся пасынку звонкий подзатыльник. А когда Мирослав, сжав кулаки, замолчал, сказал добродушно: «Дурачок! Тебя до какого колена на шпионском факультете проверять будут? На меня и Аню ты плюешь; ладно. Сам сгинешь – ну и чёрт с тобой! А мать жалко; она в тюрьме не жилец». Негромкие слова ударили подростка, словно обухом по голове. Он убежал и долго плакал в одиночестве последними слезами детства. В итоге он выбрал медицину, благо блестящих характеристик за время работы в госпиталях скопилось три штуки. Но в Кургане медицинского ВУЗа не было, как и вообще никаких ВУЗов, кроме военных. Курганскую область создали во время войны, в 1943 году, для управления обширным эвакуированным хозяйством. За военные годы население Кургана выросло вдвое. Заводы перевозили и достраивали вместе с людьми. Кургану, в одночасье ставшему областным центром, по статусу полагался университет, но в военные и первые послевоенные годы никто его строить не собирался. В итоге гражданские ВУЗы в Кургане открылись лишь через 15–20 лет, уже в 1960-х.