Почти два часа Хеймут расспрашивал Иерусалимца о призрачном корабле и развалинах атлантидских городов. Потом Шэнноу встал, заплатил за завтрак и неторопливо вышел на улицу. До конца утра он бродил по городку. В западной части стояла тишина - большинство домов там свидетельствовало о достатке своих хозяев, но в восточных кварталах, где дома выглядели победнее и пообшарпаннее, он стал свидетелем нескольких потасовок у харчевен и питейных заведений. К городку примыкал большой луг, весь усеянный шатрами самых разных размеров. Но даже там было где выпить, и он видел сидящих или валяющихся на траве пьяниц в разных степенях хмельного забытья.
Городок вырос вокруг серебряных рудников, которые привлекали бродяг, точно муравьев - крошки от пикника. А с бродягами явились разбойники и воры, и игроки в кости, и игроки в карнат.
Шэнноу покинул шатровый поселок и пошел назад по главной улице. Из длинного бревенчатого строения донеслось пение. Пели дети. Он постоял, прислушиваясь, стараясь понять, почему мелодия кажется знакомой. Пение было очень приятным, полным юности, надежды, невинной радости, и поначалу он ощутил прилив бодрости, но затем она сменилась грустью, тоской утраты, и он пошел дальше.
Перед "Отдыхом путника" собралась большая толпа, из глубины которой доносился глубокий бас, звучный, будоражащий душу. Шэнноу вмешался в толпу и посмотрел поверх голов на проповедника, который стоял на перевернутой бочке. Высокий, широкоплечий, с густой шапкой рыжих курчавых волос. Черное одеяние, перепоясанное серой веревкой, деревянный крест, свисающий со шнурка на шее.
- И я говорю вам, братья, что Господь ждет вас. Ему нужен от вас лишь знак. Увидеть, как вы отрываете глаза от грязи у вас под ногами и поднимаете их к Славе Небес. Услышать, как ваши голоса произносят: "Верую, Господи?" И тогда, друзья мои, радости Духа вольются в ваши души. От толпы отделился мужчина.
- И тогда он заставит носить нас вот такие миленькие черные платьица? Ответь-ка мне, Пастырь, тебе надо присаживаться, чтобы поссать?
- Таков голос невежества, братья мои, - начал было Пастырь, но его противник заорал во всю мочь.
- Невежества? Блюющий ты сукин сын! Да забирай своего блюющего Иисуса, пусть провалится в...
Обутая в сапог нога Пастыря описала дугу в воздухе и, ударила богохульника в подбородок так, что он хлопнулся навзничь.
- Как я говорил вам, возлюбленные друзья мои, Господь ждет с любовью в сердце Своем каждого грешника, если он покается. Но те, кто продолжает ходить путями зла, падут под Мечом Божьим и будут гореть в геенне огненной. Отвергните зло, соблазны плоти и алчность. Возлюбите ближних своих, как самих себя. Только тогда Господь улыбнется вам. И тем большей будет ваша награда.
- А ты, Пастырь, ты-то вот этого любишь? - крикнул какой-то мужчина, показывая на поверженного буяна.
- Как собственного сына, - ответил Пастырь с ухмылкой. - Но детей прежде всего следует научить, как, вести себя. Я снесу ругательства, ибо иначе грешники говорить не умеют. Но я не потерплю кощунства или оскорблений Господа. Такому нечестивцу перебью я голени и бедра, как древле Самсон филистимлянам.
- А как ты насчет того, чтобы выпить, Пастырь? - крикнул кто-то из задних рядов.
- Спасибо, что хочешь угостить меня, сын мой. Мне пива покрепче. Раздался хохот, но Пастырь поднял руку, призывая к молчанию. - Завтра День Господень, и я буду служить за Шатровым поселком. Будет пение и хвалы, а затем угощение. Приходите с женами, с невестами, со своими детьми. Будем весь день праздновать на лугу. Ну а теперь, где же мое пиво?
Он спрыгнул с бочки и подошел к валяющемуся на земле бесчувственному человеку. Пастырь поднял его, взвалил себе на плечо и поднялся с ним по ступенькам к дверям "Отдыха путника".
Шэнноу остался на солнечной улице.
- А он впечатляет, верно? - спросил Клем Стейнер. Шэнноу обернулся. Глаза молодого человека вызывающе поблескивали.
- Да, - согласился Шэнноу.
- Надеюсь, перестрелочка ночью тебя не обеспокоила?
- Нет. Прошу прощения, - ответил Шзнноу и пошел дальше.
До него донесся голос Стейнера.
- Что-то я не пойму тебя, друг. Надеюсь, мы не поссоримся.
Шэнноу не оглянулся. Он поднялся в свою комнату и пересчитал оставшиеся у него обменные монеты. Семь полных серебреников, три полсеребреника и пять четвертей. Он порылся в карманах и извлек золотой, который нашел в припасах Шэр-рана. Чуть больше дюйма в поперечнике с вычеканенным изображением меча, окруженного звездами. Обратная сторона была гладкой, без изображения. Шэнноу отошел к окну, чтобы рассмотреть монету получше. Меч был непривычной формы - длинный, сужающийся к острию, а звезды больше походили на кресты в небе.
С улицы донесся гром копыт, и появилась кучка скачущих всадников. Шэнноу открыл окно и увидел, что в пыли позади двух всадников волочится тело какого-то зверя, а по сторонам улицы собирается толпа. Всадники остановили лошадей, и Шэнноу с изумлением увидел, как окровавленный зверь поднялся, секунду постоял на четвереньках, а потом встал на задние лапы. И побежал... но веревка остановила его. Грянули два выстрела, и, в спине зверя появились две зияющие раны. Несколько зрителей подняли собственные пистолеты: под градом пуль зверь упал. Шэнноу вышел за дверь и быстро сбежал с лестницы. На улице рядом с "Отдыхом путника" была лавка с выставленными наружу бочками, длинными деревянными топорищами и ручками для кирок. Схватив топорище, Шэнноу прошел через кружащих всадников и остановился перед бородачом на вороном жеребце. Топорище свистнуло в воздухе, опустилось на лицо бородача, и он вылетел из седла, подняв облако пыли от удара о мостовую. Шэнноу бросил на него свою дубинку, ухватился за луку и взлетел на спину жеребца.
В полной тишине Шэнноу проехал между ошеломленными всадниками. Дернув поводья, он повернул жеребца.
- Когда он очнется, объясните ему, как опасно красть лошадей, - сказал Шэнноу, обращаясь к ним всем. - Втолкуйте ему это хорошенько. Его седло я оставлю у конюха.
- Он тебя убьет за это, друг, - сказал молодой всадник, ближайший к нему.
- Я не друг тебе, молокосос, и никогда им не буду. Шэнноу поехал дальше, придержав коня, только чтобы посмотреть на мертвого зверя. Он выглядел почти так же, как Шэр-ран в самые последние дни, - пышная львиная грива, пугающие своей массивностью плечи. Шэнноу тронул жеребца каблуками, повернув его к конюшне, откуда навстречу ему выбежал конюх.