— Привет, Егор, — сказал он, не меняя позы. — Вот и встретились. Твоя девушка?
Быстрый кивок в сторону Миры, оценивающий взгляд, удивление в черных глазах. Мол, как же так, столько девиц вокруг, а ты с этой.
— Мы не знакомы, — холодно ответил Егор, и на миг Мире показалось, что он имеет в виду ее.
— Эх, до сих пор стыдишься моих денег, — наигранно вздохнул Влад. — А ведь наши родители дружили, пока… До того трагичного случая. Смерть всегда приходит внезапно. Кстати, прими соболезнования по поводу Майи. Я знаю, как ты хорошо к ней относился.
Мира знала про Майю, соседку Егора, погибшую пару дней назад в автокатастрофе. Ее сбил какой-то пьяный водитель посреди белого дня на пешеходном переходе. Родители Хрусталева тоже погибли в аварии, и Майя, знавшая его мать, помогала бабушке и дедушке Егора воспитывать внука.
— Вы друзья? — на этот раз вопрос адресовался Мире, которой любопытство Влада казалось все более странным.
— Нет, — неожиданно ответил Егор. — Девушка перебрала с напитками, не смогла сама найти выход. Пока, Мира. Я скажу Карине, что тебе стало плохо и ты ушла.
Субукина открыла рот, потом закрыла его и поняла, что сейчас, действительно, похожа на пьяную.
— Я вызову тебе такси, за мой счет, — тут же любезно предложил Влад.
— Сама доберется, — резко заявил Егор, отстраняя новенького в сторону, чтобы освободить проход. — Она не настолько пьяная, да и взрослая девочка уже. А с тобой давай поговорим.
И Егор отвел Влада в сторону, больше не обращая на Миру никакого внимания. И хотя ди-джей поставил рэп, заполнивший зал оглушительным речитативом, Субукина все же различила слова удаляющихся Хрусталева и Авелина.
— Не знаю, зачем ты решил у нас учиться, но хочу предупредить. Если ты положил глаз на Карину, остынь. Это моя девушка, и у нас все хорошо.
— Так значит это Карина. А я-то все гадал, неужели ты запал на ту чернявенькую кнопку. Слышал, ваша Карина — темный маг, и даже имя у нее магическое есть — Акаша!
— Держись от нее подальше, понял? Или я устрою так, что ты не только из школы вылетишь, но и из города уедешь. Карина никакой не маг, подрабатывает у матери в салоне эзотерики и порой путает сценическое имя с реальным. Обычные девичьи фантазии.
— Так я тебе и поверил, — рассмеялся Влад. — Расслабься, я ведь здесь, чтобы помочь. А в смерти Майи я не виноват, ваши же с ней и расправились.
Больше Мира не смогла различить ни слова, да и в последней фразе сильно сомневалась — уж больно фантастично она звучала. Тела танцующих сомкнулись, скрыв фигуры двух парней, к которым она сейчас испытывала одинаковое чувство — испепеляющую злость. Порыв броситься вслед за Егором и потребовать объяснений был временным и прошел, едва Миру обдало потоком свежего воздуха из открывшейся сзади двери — курьер доставил новую порцию пиццы.
Возможно, у Хрусталева были веские причины для такого поведения, возможно, он, действительно, знал богатого Авелина и не хотел, чтобы друг видел его с «непрезентабельной» девушкой. А может, правда была в том, что Субукина, слишком часто живущая миром книжных фантазий, перенесла вымысел в реальность, да еще и поверила в него так крепко, что не видела очевидного. Поцелуй в парке? Сегодняшний танец? Что-то подсказывало — настоящая любовь должна начинаться не так.
Глава 2. Шкаф
Обхватив себя руками и жалея, что не согласилась на такси, Мира бежала к дому, отсчитывая шаги и еще раз проклиная Егора — наверное, она и спать ляжет с его именем на устах. Меньше всего ей хотелось мокнуть под ливнем, первые тяжелые капли которого уже падали на голову и плечи. Однако приятным моментом в любой непогоде было отсутствие забулдыжек, обычно распивающих пиво в гаражных боксах, мимо которых лежала дорога девушки. Автобус останавливался далеко внизу, у основания анфилады лестниц, большинство из которых построили еще в довоенные годы. Власти о них благополучно забыли, а жильцы района каждый день штурмовали подъем, состоявший из покрошенных ступеней, вываленных бордюр, косогоров с народными тропами и ржавых перил, торчащих опасно, страшно и неуместно.
В Поморске было много сопок, однако дом Людмилы Аристарховны, родной тетки Миры по отцу, находился на самой крутой из них, в народе ласково называемой Крутяшкой. В хорошую погоду с Крутяшки открывался чудесный вид на море, острова, кладбище на соседнем холме и большой рынок внизу. Но дни с хорошей погодой на Крутяшке были редкостью, так как большую часть года сопку закрывало плотное облако тумана. Ветра нисколько не конфликтовали с туманом, гоняя влажные молочные облака между домами и выдувая из прохожих тепло даже в летние дни. «Уровень босса» — так называл такую погоду Антон, двоюродный брат Миры, прирожденный геймер.
Глянув на часы и осознав, что оговоренные одиннадцать часов давно прошли, и стрелки приближаются к полуночи, Субукина горестно вздохнула — теткиной отповеди теперь не избежать. Утопив кнопку лифта и не услышав привычного визга старого механизма, Мира вздохнула еще раз. По ночам лифт отключали, но так как она впервые возвращалась домой так поздно, то надеялась, что «ночь» для управляющего дома начинается с полуночи.
Поморщившись от досады, Субукина подошла к лестнице и заглянула в темный проем уходящего ввысь лабиринта из ступеней. Будто ей и так неприятностей сегодня не хватало. Мира всегда ездила на лифте, потому что на третьем этаже стоял шкаф.
Старая дореволюционная гробина подпирала потолок лестничной площадки с незапамятных времен, оставаясь необъяснимым явлением домового дизайна управляющей компании. Шкаф был собран не из какого-то там ДСП, а из настоящей древесины, и когда-то был покрыт лаком, от которого сейчас осталась неопрятная серая шелуха, прекрасно собирающая на себя пыль и мусор. На дверцах еще виднелись следы вырезанного вручную узора, по мнению Миры, довольно нетипичного для мебели. Среди грязи слабо угадывались нечеткие геометрические фигуры, круги, квадраты, звезды и буквы, которые ее брат Антон считал еврейскими.
Ножки громилы давно провалились внутрь, отчего шкаф покосился, но так как наклон случился в сторону лестничного окна и никому не угрожал, уродливый антиквариат продолжал пугать детей, восхищать одну любительницу старины с нижнего этажа и настораживать остальных соседей. Однако, в целом, жильцы дома, как и сотрудники управляющей компании, относились к шкафу равнодушно, не замечая его или считая, что данный предмет мебель придает дому особый шарм, подчеркивающий старину здания. И это была первая странность, потому что дом на Крутяшке был построен лет двадцать назад, и с возрастом шкафа сравниться никак не мог. Второй странностью было то, что никто не помнил, как гробина появилась на верхнем этаже. А баба Мария, которая была одной из первых вселившихся в дом жильцов, вообще утверждала, что шкаф здесь стоял еще при строителях.
Третьей странностью шкафа, которая касалась лично Миры, было то, что его дверцы никогда не запирались. От влаги и старости створки разбухли и едва прикрывали огромное нутро мебельного монстра. Чтобы заглянуть внутрь, достаточно было с усилием потянуть дверку на себя — она позволяла на короткое время заглянуть в темноту, а потом срабатывала какая-то пружина, или что там было еще во внутренностях шкафа, и дверца возвращалась на прежнее место. Каждый ребенок дома, желающий приобрести в глазах других детей статус повыше, проходил своеобразную инициацию — должен был заглянуть внутрь.
По словам Антона, который открывал створки не один раз, внутри ничего интересного не было. Ржавое ведро с крышкой, похожее на бидон, и высохшая корявая ветка дерева, чудом не рассыпавшаяся в прах от старости, — вот и все сокровища мебельного громилы. Дети их не трогали, веря в байки бабы Марии о проклятии, которое настигнет того, кто потревожит вещи из шкафа.
Мира дверцы не открывала — ни когда впервые поселилась в доме много лет назад, ни когда Антон с друзьями, напившись, притащил ее к шкафу, угрожая испачкать лицо в пыли, если она струсит. Мира струсила, и в квартиру вернулась с грязными щеками, по которым брат с дружками густо размазали пыль, собранную с дверей шкафа. В том, чтобы заглянуть внутрь громилы, ничего страшного не было, но Субукина преодолеть себя так и не смогла.