В итоге Германия можно сказать, что и победила, Бретань оказалась под ее контролем, но победа эта оказалась сродни Пирровой. О том, чтобы взять под контроль французские и тем более английские колонии уже не могло быть и речи. Свои бы удержать.
Осенью под конец Сражения за Европу, такое название получила эта затянувшаяся финальная битва титанов, Россия сделала финт ушами, то есть перебросила из восточной Турции корпус Ренненкампфа (точнее полноценную армию порядка ста пятидесяти тысяч численностью с пушками, самолетами и трофейными танками, это не считая сербов и чехословаков) в Константинополь и объявила об образовании независимого Великого княжества Византия с великим князем Михаилом Александровичем Романовым во главе.
И никто с этим ничего поделать не смог, просто не было сил ни у Антанты, ни у Германии, ни у Турции, тем более что всем было понятно, что за этим новорожденным княжеством стоит РСР (Российская Социалистическая Республика). Флот антаноиды конечно направили к Константинополю, но стоило взлететь самолетам с палубы «Демократии» и залить напалмом один из итальянских линкоров и они все повернули назад.
Под шумок началось переселение евреев на историческую родину… и турки ничего с этим поделать не могли, ибо «свое» решили урвать греки, не только острова, но и некоторые части побережья Малой Азии, тот же Измир (Смирна).
Ситуация в Европе сваливалась в откровенный хаос.
Из бывшей Российской империи образовалось нечто странное, где-то даже химерическое. Федеративное устройство внутри (Россия привычной для Михаила конфигурации начала двадцать первого века с включением Новороссии, Бессарабии и Белоруссии) и конфедеративное снаружи — Северный Кавказ, Закавказье, Прибалтика с прочими западными территориями и Средняя Азия. Все же совсем в свободное плавание такие территории отпускать было неразумно. В общем если совсем просто, то Россия — территория первого сорта, где станет развиваться промышленность, а все остальное — земли второго сорта, а по факту колония со всеми вытекающими. Вкладываться в них, помня историю Михаил не видел смысла.
Неожиданным итогом войны стало то, что по весне двадцатого года сцепились САСШ и Англия за колонии, и в первую очередь за Китай. Потеряв Европу как рынок, тут Германия держала жесткую оборону, они сцепились за колонии и той и другой стороне они требовались как воздух. Удивительно, а может и не удивительно — это как посмотреть, но американцы в итоге проиграли, все-таки еще не тот вес у них был… а потом и вовсе полыхнула революция… Год в САСШ шли бои, но в итоге революционеров подавили, но разруха получилась знатная, началась Великая Депрессия. Чем и воспользовался Климов по полной программе.
Беспокоила сама Германия с не очень вменяемым кайзером. Климов был уверен, что рано или поздно он, а точнее его приемник, устремит свои взоры на восток. По своей ли воле или их к этому подтолкнут англосаксы, но надеялся, что успеет подготовиться к новой войне — страна не разграблена и не понесла больших потерь в Гражданской войне и дальше никто ее грабить не станет швыряя сотни миллионов золотом на мифическую Мировую революцию.
«Раньше, чем через двадцать лет, пока не подрастет новое „пушечное мясо“, особо можно не опасаться», — подумал Климов.
А пока он искал талантливых людей, как просто привлекал тех, о ком когда-либо что-то слышал хорошее (специальную записную книжку в свое время для этого завел и в ней значилось около сотни имен), так и просто просеивал через анкетирование всех способных: ученых, врачей, инженеров, военных давая им конкретные задания и отсеивая тупиковые ветви развития.
— Спой Миш… ты давно ничего мне не пел, — как-то попросила Елена, уложив детей спать.
— Спеть?.. — отвлекся он от тяжелых дум по безопасности и управлению государством, что не отпускали его ни на минуту, ибо очень уж все было непросто и это, мягко говоря.
Сейчас, вечером, они просто сидели в небольшой комнатке и пили чай. Климов из себя Сталина не строил и вечер старался отводить семье.
— Да.
— Хм-м… действительно, почему бы не спеть?
Сняв гитару со стены, Михаил, вернувшись в кресло, чуть размял пальцы на левой руке (чтобы прижимать струны в «дворовом» стиле их подвижности и силы хватало), немного подумал, перебирая репертуар, запел песню Павла Артемова «Я нарисую страну»: