Мужчина смахнул крошки со стола и положил шляпу рядом с собой. Щуря близорукие глаза посмотрел на Диего.
– Святая Дева Мария, это все-таки ты!
– Рад что вы в здравии, сеньор Маурисио.
– Это все-таки ты, – повторил мужчина, будто не слыша Диего, – а я ведь не поверил, когда Хуанито мне сказал, что ты попросил об услуге.
– Очень вежливый молодой человек, – улыбнулся Диего.
– Хуанито хороший мальчик, единственный, на кого есть надежда, – плечи старика расправились, – прости, что погнал тебя в это захолустье, но я должен был убедиться, что это именно ты.
– Я бы поступил точно также.
Маурисио недоверчиво сощурился, но возражать не стал.
– Сколько мы не виделись? – он задумался – Двадцать лет?
– Около того.
– Но ты совершенно не изменился! Я теперь дряхлый старик, а ты…
Диего молчал.
– У тебя никогда не было ответов на мои вопросы, – с грустью заметил старик.
– Я вижу, Вы так и не вернулись в Мехико?
– Мехико, – Маурисио мечтательно поднял глаза, – там теплое солнце, там красивые женщины, там я был молод и счастлив. Нет, пусть навсегда останется в моей памяти именно таким. А родина моя давно здесь.
Он умолк. Диего немного подождал, дав ему вернуться из воспоминаний, и положил на стол туго набитый конверт. Старик удивленно взглянул на него.
– Что это?
Диего толкнул конверт. Не заклеенный клапан открылся, и на стол выскользнуло несколько крупных купюр. За соседним столом послышался шепот. Маурисио аккуратно вложил выпавшие деньги на место и отодвинул конверт назад.
– Другие времена пришли, друг мой. Сейчас это, – пожилой мексиканец кивнул на деньги, – скорее обуза, чем награда.
Он достал небольшой сверток и протянул Диего.
– Хуанито сделал все, о чем ты просил.
Диего убрал все во внутренний карман и поднялся.
– Вот еще что, – начал Маурисио, и Диего вопросительно посмотрел на него, – внутри лежит счет. Думаю, трудностей с оплатой не возникнет.
***
Диего ушел, а старик продолжил сидеть за опустевшим столиком. Его взгляд бессмысленно блуждал по стене.
– Сеньор Маурисио, – раздался голос за спиной, – можно присесть?
Брови у старика слегка приподнялась, он пристально взглянул на переминающегося у стола бритоголового. Тот заискивающе улыбнулся.
– Я – Серхио Крест. Вы меня не знаете, но молва о вас… - он замялся, - я о вас наслышан! Ребята всякое рассказывают, и мы относимся к вам с большим почтением! - говоря «мы», он покосился на поредевшую компанию за столом.
Старик кивком указал на стул, с которого несколько минут назад встал Диего. Бритоголовый быстро присел и продолжил:
– Я извиняюсь, но сеньор, который только что, тут, был тут … – он снова замялся, – не из наших?
Маурисио нахмурился, сообразив куда он клонит.
– Из наших? – переспросил он.
– Ну, в том смысле, что он, ну не из Королей?
– Нет.
– И я братве говорю, из Латинских Королей только вы, ну и Четырехпалый, остались! – он оживился.
– Что ты юлишь, Крест? Ты же отправил ребят следом, я слышал! Думал перышком напугать Диего? – из горла Маурисио вырвался сиплый хрип, – Смешно.
Бритоголовый замер. Что-что, а различать страх в глазах людей старый мексиканец умел хорошо.
– Послушай меня, Крест! Иди и помолись за них! – Маурисио встал и, не торопясь, двинулся к выходу.
В сумраке бара, словно тени, возникли два человека. Один открыл дверь, а второй оглядывал посетителей, спрятав правую руку под полой пиджака.
Старик шагнул на улицу и зажмурился от яркого света. В воздухе уже витал запах осени. Дверь позади него захлопнулась, оборвав срывающийся на крик голос Серхио-Креста.
– Где мой телефон?
Глава 5
5. Муту.
Жаби ушел лишь к рассвету. Выпроводив его, Муту завалился в кровать и, уже засыпая, слышал, как братья гремят посудой на кухне. А ведь раньше и он вставал с ними. Вместе завтракали, вместе ехали на метро шесть остановок до фабрики. Раньше. Он повернулся к стене, накрыл ухо рукой и провалился в сон. А когда проснулся, из распахнутого окна веяло полуденной жарой.
– Прямо как дома, – пробормотал Муту.
Поблагодарив Духов пустыни, что уберегли от дурных снов, он постоял под холодным душем, натянул выцветшие от частых стирок шорты и отправился на кухню, подгоняемый голодом.
Масло, яйца, соль. Яичница шкворчала на сковородке, а он думал о старике. Перед глазами стояла зловещая фигура, словно сошедшая с картинки из Старой книги.