– Халат не пойдет, – она убрала его в сторону, – а вот это в самый раз.
Домашняя футболка и брюки не сильно подходили к празднику, но выбора не было.
Глянув напоследок в зеркало, Кристина достала из сумочки белую коробку с золотистым оттиском яблока на крышке. Самая новая модель. Из-за нее пришлось до вечера выстаивать огромную очередь в торговом центре.
– Надеюсь это хоть немного тебя порадует, папа, – Кристина вздохнула.
Когда она, хромая, вошла в гостиную, все на мгновение замолчали. На юбилей пришли все родственники, что жили в Испании. Дядя Хосе с женой, бабушка Ракель. На столе тарелки с недоеденным десертом, чашки с кофе. Лишь дядюшка Хосе не выпускал из рук бокал красного вина.
– Лулу[1], мы не слышали, как ты вошла! – залопотала мать на французском, что случалось с ней в минуты сильного волнения. Она вскочила и заключила Кристину в крепкие объятья. Затем, с подозрением оглядела дочь, – с тобой все в порядке?
Кристина отмахнулась.
– Все хорошо, мама, пустяки! Ногу подвернула, – она вымучила улыбку, – пройдет, не первое растяжение в моей жизни.
– Изабель, не цепляйся к ребенку! – дядя Хосе попытался встать.
Его качнуло и он с удивленным видом опустился на стул.
Кристина потянула мать за собой.
– Папа, у нас для тебя подарок!
Он встал им навстречу, опираясь о стол. Руки ходили ходуном, по лицу бродила потерянная улыбка.
«Мадре миа, какой он стал! Неужели никто не замечает? – покосилась на мать, но та лишь пожала плечами. – Ну понятно, как всегда – Врачи справятся!»
Кристина дернула ее за руку и прошептала.
– Нужно искать другую клинику, чего мы ждем?
– Лулу, давай не сейчас! – еле слышно ответила мать.
Они обняли отца вместе. Сквозь ткань одежды, что скрывала болезненную худобу, Кристина ощутила, насколько он слаб. Едва сдерживая слезы, она протянула отцу подарок и громко сказала.
– Это от нас с мамой! С днем рождения, папа!
Голос не подвел, он звучал весело и непринужденно. Лишь пальцы, которыми она вцепилась в руку матери, онемели от напряжения.
***
Такси тронулось, увозя девушку прочь. Диего проводил машину взглядом и повернулся к африканцу.
– Ну что, бандит, почему ты не помог своему другу? – улица была безлюдна, и он говорил на берберском, не опасаясь привлечь внимание.
– Я не бандит, – угрюмо произнес Муту, – и мы не друзья!
Диего взглянул ему в лицо. Нет, парень себя не выгораживал, да и на труса не походил. Говорил мало, смотрел в глаза. На шее глубокий рубец, правое колено изуродовано шрамом, а лет ему было от силы двадцать пять. Тут Диего заметил армейскую татуировку на плече.
– Да ты прям герой войны!
Муту потянул короткий рукав футболки, спрятав татуировку.
– На войне не бывает героев.
– Да? И кто же бывает? – усмехнулся Диего.
– Те, кто выжил, и кто нет.
Шутить сразу перехотелось.
– Слушай, философ, – Диего сплюнул на асфальт, – неужто во всей Испании не нашлось нормальной работы для такого увальня, как ты?
Африканец резко вскинул голову.
– Значит не нашлось! – выпалил он. – У вас нет семьи, вам не понять!
Диего оторопел.
– Тебе почем знать?
– Я все про вас знаю! Вы – Эль Горро!
Сказав это, Муту расправил плечи и выпятил грудь.
Он походил на большого ребенка, который признался в проказе и теперь всем своим видом показывал, что не боится наказания. Диего расхохотался.
– Я, я … El Gorro[2]? – смех мешал говорить, – Тебя в детстве не роняли?
Африканец веселья не разделил. Он сопел и молчал. В этот момент с проспекта на улицу свернула полицейские машина. Сине-красные огни на крыше были видны издалека, и Муту засопел еще громче. Диего наконец успокоился.
– Что, по-твоему, я похож на человека, который сдаст тебя полиции?
Патрульная машина приближалась, и в отблесках огней стало видно, как ссутулился африканец.
– Делайте, что хотите. Отправите в тюрьму, и моя семья в Африке умрет от голода.
– У тебя никого нет в Испании?
– Нет, – буркнул Муту и опустил голову.
В голове Диего зародилась шальная мысль.
«Ты еще сто раз пожалеешь об этом!» – разум пытался возобладать над эмоциями, но он уже все решил. Полицейская машина медленно проехала мимо.
– Тебе работа нужна? Или будешь и дальше бегать по парку грабить детей и стариков?
Африканец вскинул голову.