В пять минут восьмого Картер вышел из «Кукольного домика» и зашагал к перекрестку через три квартала, где каждый вечер встречал с работы жену. Они молча уселись в аэробус — на «шевроле» Марсии все еще меняли резину, а Картер не хотел рисковать своим «кадиолетом» в городе, — и в полумраке глазели на фотонную рекламу, озарявшую апрельское небо. Когда аэробус протаранил слоган «ОБЛАЧНОЕ МЫЛО — С НИМ ВАША КОЖА ОБРЕТЕТ АНГЕЛЬСКИЙ АРОМАТ», Марсия невольно вздрогнула.
По обыкновению с языка чуть не сорвалось: мол, хватит строить из себя идеалистку, смирись наконец с реальностью. Однако Картер промолчал: рабочий день в застенках «Мозговой штурм инкорпорейтед» выдался на редкость тяжелым, на споры уже не осталось сил. Покосившись на жену, Картер разглядел синеватые тени под темными, словно деготь, глазами. Хм, похоже, не он один в семье устает.
«Устала? Ну и поделом!» — пронеслась злорадная мысль. Ее никто не гнал на работу. Сама захотела, из упрямства. Уж он-то точно не настаивал. Втемяшила себе в голову — не переубедить. Ничего, месяц-два, и запоет по-другому. Работать в эпоху психологического давления, каким так славился Век массовой креативности, — отнюдь не сахар, хоть Марсия и уверяла, что работа у нее не бей лежачего.
Переступив порог их многоуровневой квартиры, Марсия сняла пальто и поспешила на кухню. Картер сбросил пиджак и щелкнул пультом тривизора.
— Стейк с картофелем-фри или ветчина с картофельной запеканкой? — спросила Марсия, появляясь в дверях.
— Первое, — откликнулся Картер.
Пока жена возилась с вакуумной упаковкой, он устроился перед экраном — смотреть семьдесят третий выпуск «Последних новостей». Образ Марсии еще маячил на сетчатке: высокая, темноволосая, с классическими чертами (не считая чересчур полной нижней губы) и пышной грудью… Наверное в тысячный раз Картер задался вопросом, как такая красавица может быть такой занудой. Едва образ поблек, Картер вновь сосредоточился на новостях.
Камера запечатлела столкновение аэромобиля с аэробусом. Последний рухнул между домами и застрял, белые как мел жильцы припали к окнам, рты исказились в безмолвном крике — звукооператоры еще не добрались до места катастрофы. В ночном небе парил спасательный вертолет, звездный свет серебрил лопасти, в прозрачной кабине команда готовила к спуску огромный магнит. Картер подался вперед. Прелесть прямых трансляций состояла в эффекте неожиданности — даже продюсеры не знали, чем закончится очередной сюжет.
Марсия высунулась из кухни.
— Ужин готов. Ты идешь?
— Потом! Смотри, что делается. Скорей!
Марсия мельком взглянула на тривизор и отвернулась. В тот же миг аэробус на экране устремился вниз. Подоспевшие звукооператоры транслировали чудовищный скрежет покореженной стали, глухие удары металла о камень и вопли, вопли.
— Молодцы, шикарно сняли! — восхитился Картер.
— Почти по-настоящему. — Марсия приглушила звук. — Поужинаем сейчас или подождем крови?
— Тебя послушать, я прямо монстр, — вспылил Картер, поднимаясь. — Только я ничем не хуже других.
— Конечно, нет.
В спокойном голосе сквозил упрек. Картер уже собрался возразить, но передумал, молча пожал плечами и двинулся на кухню. Мнение жены не заботило его никогда.
Хотя нет, заботило, мысленно возразил он, берясь за нож с вилкой. Заботило еще как десять месяцев назад, до свадьбы. Точнее, до того, как высоконравственные идеалы пробудили в ней пуританку, отвратив от современной технологической утопии и секса.
Гробовое молчание нарушил венерианский ара. Выпорхнув из клетки, он приземлился Марсии на плечо с криком:
— Хлеба и зрелищ! Хлеба и зрелищ!
Почему не научишь свою птицу чему-нибудь забавному, чуть не спросил Картер, но вовремя прикусил язык — Марсия часто слышала эту реплику, но никогда не удостаивала ее ответом.
— Рапунцель, Рапунцель, спусти свои косы! — Ара синим всполохом трижды облетел кухню и снова уселся хозяйке на плечо.
— Тише, сэр Гавейн. Не видишь, мы ужинаем.
— Взгляд оторвать от моря не могу. Тишь.
— Цыц, кому говорю!
— Пребудем же верны, любимая![13]
Вилка Марсии звякнула о тарелку. Отложив прибор, она потянулась к кофе. Поднесла чашку к губам, пролив несколько капель на скатерть, и поставила чашку на блюдце.
— Я наелась. Доброй ночи. — Марсия встала, заперла сэра Гавейна в клетку и поспешила прочь из кухни.
На лестнице, ведущей в спальню, раздались шаги, хлопнула дверь. Картер вновь принялся за ужин, равнодушный к капризам жены.
Его мысли обратились к Эди, взгляд метнулся к циферблату кухонных часов. Восемь. До новой встречи почти сутки. Картер поморщился. Томило не ожидание, а то, как придется его коротать.