— Деревянный или металлический?
— Не знаю.
— Вы, видимо, сидели на стуле и смотрели… э-э-э… на пресс-папье и космический корабль на столе?
— Да.
— Этот космический корабль был миниатюрной копией «Зевса»?
— Да. Точной копией, до мельчайших нюансов.
— А пресс-папье? Что оно представляло из себя?
— Я уже говорил: тогда я об этом вообще не думал. Но потом осознал, что это была Вселенная.
— Пресс-папье было круглое и стеклянное, вроде тех, которые встряхнешь, и внутри идет снег?
— Вроде того.
— Внутри него вы видели звезды? Галактики? Квазары?
— Только черноту.
— Почему вы его не встряхнули? Может быть, тогда бы вы увидели звезды.
— Как-то не подумал об этом.
— Хорошо, капитан Ройс, давайте перейдем к окнам. Первое, в которое вы поглядели… кажется, оно было слева? Расскажите еще раз, что вы там увидели.
— Гору. Но на самом деле это была не гора, а Марчен.
— Вы хотите сказать, Марчен стал таким большим, что походил на гору?
— Да. Он сидел посреди равнины, прижав колени к груди и обхватив их руками. В позе эмбриона.
— А что вы увидели за другим окном?
— Серую равнину — наверное, ту же самую. На ней лежал Скотт, огромный, как горный хребет. Именно в таких позах я их и обнаружил в салоне корабля позже, после того, как скорость упала ниже скорости света.
— Когда метеор пробил корпус корабля и воздух из салона вышел в космос, вы находились в рубке управления, так?
— Да. Скотт и Марчен отдыхали. Метеор не только пробил корпус, он смял шлюзовой отсек и повредил реле бортового компьютера, из-за чего «Зевс» и превысил скорость света. До того мы летели со скоростью чуть ниже световой.
— Капитан Ройс, вы астронавт. У вас достаточно знаний, чтобы понимать: если бы корабль превысил скорость света или даже сравнялся с ней, он сам и все на его борту превратились бы в сгусток энергии. «Зевс» не мог преодолеть скорость света, иначе бы вас здесь не было.
— Тем не менее, он ее преодолел, а я нахожусь здесь.
— Спасибо, капитан. Пока все. Почему бы вам немного не полежать? Глядя на вас, можно сказать, что небольшой отдых вам не повредит.
В нашу первую встречу я не рассказал психиатру про свои видения. Не сказал и через месяц — по приказанию Космической службы я должен посещать доктора ежемесячно. Он бы с огромной радостью поставил мне диагноз и отправил в сумасшедший дом. Зачем ему помогать?
У нас с Барбарой платонические отношения. Мне это не по душе; я влюблен в нее, а она, похоже, в меня. Но наша любовь как будто против страсти. Барбара никогда не приглашала меня к себе. Каждый вечер я привожу ее к отелю, мы целуемся, говорим друг другу «спокойной ночи». И на этом все.
А ведь на нее невозможно смотреть, не испытывая желания. Высокая, как богиня. По плечам струятся черные волосы. Когда мы едем в машине, они развеваются на ветру. Она носит летние платья, которые открывают изящные ноги и подчеркивают изгибы бедер. У Барбары походка принцессы. Иногда меня так и подмывает спросить ее, изучила ли она свою генеалогию. Если да, то наверняка среди предков обнаружила какого-нибудь африканского короля. Но иногда я в этом не уверен. В ней есть некая странность, как будто она не принадлежит ни к одной из существующих рас, да и вообще к человечеству.
Я не знаю, откуда она родом. Она никогда не говорила, а я воздерживался от расспросов. В этом городе она такая же чужая, каким был я, когда вернулся на Землю. Впрочем, я и сейчас чужой; мои друзья детства состарились, и мои странности отталкивают их. Я гораздо моложе, чем они, но в их глазах я — старик-астронавт, потерявший рассудок в долгом путешествии. Чужак. И рядом со мной Барбара — тоже чужая.
Видения посещают меня все чаще. И они совсем не похожи на то, что я видел за барьером скорости света. Одно из них настигло меня вчера, когда я отвез Барбару в отель. Как и прежние видения, оно напоминало водоворот. Мир, человечество, звезды, прошлое и будущее — это все как будто оказалось в чаше космического блендера. Я видел события, сцены, созвездия, квазары, пульсары, кружащиеся в ночи. Видел лица матери и отца, тысячи незнакомых лиц. Все они кружились в бешеном темпе среди звезд и сражений, городов и диких степей.
Видения меня нисколько не удивляют. Вряд ли Вселенная, увиденная изнутри, несет в себе больше смысла, чем увиденная снаружи. За барьером скорости света я сидел за столом, если, конечно, это был стол, и видел космос в форме пресс-папье — так неужели содержимое пресс-папье будет подчиняться доводам науки?
Когда я рассказываю о пресс-папье, психиатр задает любимый вопрос: «И вы тогда подумали, что вы — Бог?». Если я отвечу «да», он упрячет меня в психушку. Шизофреники часто считают себя Богом или его правой рукой. И я говорю доктору правду: тот момент был настолько краток и эфемерен, что я вообще ничего не подумал. И до сих пор в мыслях я не продвинулся так далеко, чтобы мнить себя кем-то более значимым, чем простой смертный.