Он молча передал ей гаечный ключ. Остаток дня они проработали бок о бок. К вечеру Манижа вся перепачкалась, костяшки пальцев сбились, а роскошное платье задубело от грязи.
— Завтра встану чуть свет готовить завтрак. Так скорее закончим.
Дни сменяли один другой. Робин начал волноваться, что выкуп подоспеет раньше, чем они достроят плот. Манижа явно разделяла его опасения и как-то вечером, сидя в конторе Добряка Джорджа, спросила:
— Ро-бин, когда мы отплываем в Сарды?
Тот оторвался от хроноблока, который мастерил тут же за столом.
— Ты вроде сомневалась в моих способностях найти дорогу.
— Если бы сомневалась, стала бы я тебе помогать?
Робин вновь сосредоточился на блоке.
— Наверное, нет. Надеюсь, через пару дней отчалим.
Повисла короткая пауза.
— Зачем ты так торопишься отвезти меня к отцу?
— Там твой дом, — последовал лаконичный ответ.
Пауза затягивалась. Наконец:
— Уверена, отец наградит тебя по-царски.
Такая мысль даже не приходила ему в голову!
— Я делаю это не ради выгоды.
— Никто и не спорит.
Робин поднял взгляд. Тем вечером по традиции, заведенной с первого рабочего дня, Манижа сняла с себя украшения, тщательно отполировала, а после душа нацепила вновь. Только сегодня блеск самоцветов почему-то не резал глаз.
— Наверное, дочь Креза считает меня полным идиотом.
— Такого я тоже не говорила! Перестань за меня додумывать! И вообще, пора спать.
Она не выставила его за дверь с криком «прочь!», но Робин все понял без слов. Поднялся, молча собрал инструменты. Рано или поздно он привыкнет к ее капризам, с недавних пор они раздражали все меньше. А впрочем, привыкать не придется, ведь через пару дней они расстанутся навсегда.
Он шагнул за порог.
— Спокойной ночи, Манижа.
— Спокойной ночи, Ро-бин.
С утра к ним нагрянул гость. Точнее, целых девять — шестеро из лагеря, плюс двое парламентеров и еще один.
Собственно, нагрянул именно девятый, остальные просто наблюдали.
Незнакомец встал вплотную к забору, прикрепил к нему миниатюрный передатчик — тот как по волшебству завис в раскаленном мареве буквально в десятке сантиметров от его рта.
— Меня зовут… (Робину почудилось «Угольщик»), — представился гость на английском конца двадцатого столетия, пращуре современной речи. — Простите, что вторгаюсь в ваши владения, но мною движет острая необходимость как можно скорее урегулировать сложившийся конфликт. Уверен, вы сочтете мои условия вполне приемлемыми, если не сказать щедрыми.
Ростом он уступал своим товарищам, хотя был из той же породы. Густые черные волосы обильно напомажены чем-то жирным, чуть ли не смазкой для осей, и разделены на ровный пробор. Смоляные пряди свисают на плечи и загибаются концами вверх. Наряд Угольщика состоял из желтого жилета, ядовито-зеленых галифе, черных псевдо-кожаных гетр и черных узких ботинок с острыми носами. Никаких колец. Вместо заточенных, почерневших зубов — белоснежная улыбка, которая то появлялась, то исчезала, точно под действием невидимого выключателя.
— Что за условия? — насторожился Робин.
— Вы отдаете нам девушку со всем, что на ней есть, а мы помогаем вам выбраться с СУШИ. — Улыбка Угольщика вспыхивала и гасла, словно лампочка. — Как президент скромного, но весьма влиятельного профсоюза «Братство инженеров пятого измерения», я уполномочен (вспышка улыбки) предложить следующее: вы передадите нам дочь царя Креза со всем ее имуществом, а мы взамен доставим вас на родину вне зависимости от ее местонахождения.
Робин ошарашенно молчал.
— Я только что из Сардов, — продолжал Угольщик, — где провел несколько дней (вспышка) за столом переговоров с самим царем. К величайшему сожалению (вспышка), нам не удалось достичь консенсуса.
Стол переговоров? Консенсус? Теперь понятно, почему Угольщик выбрал для диалога английский двадцатого столетия. Помимо универсальности язык изобиловал размытыми формулировками, в результате носитель мог с легкостью оправдать самое безобразное действие и, не погрешив против истины, выставить события в выгодном для себя свете.
Угольщик далеко не первый вымогатель, усевшийся за стол переговоров. Вопрос, почему Крез отказался платить выкуп.
— Наверняка царь предложил достойную альтернативу, — осторожно заметил Робин.
— Нет. Он решительно отказался компенсировать наши труды.
Робин не поверил своим ушам.
— Но почему?
— Сказал (вспышка), что предмет торга его более не интересует ввиду наличия целого ряда доступных аналогов. Объект, мол, в своем упрямстве и тщеславии (вспышка) сорвал несколько выгодных сделок по слиянию капитала с соседними странами, а посему не представляет для царя больше ценности. В итоге (вспышка) наш профсоюз лишился честно заработанных денег, что вынуждает нас искать иные источники дохода (вспышка).