Постепенно гримасы ярости стираются с наших лиц. На смену им приходит кроткое выражение Любви. Великая Волна, пришедшая с Земли, омывает нас. Рич Джефферсон, ярый приверженец порядка, собирает рассыпанные клубни и бросает в одну из дренажных канав за пределами площади. Мы снова начинаем петь: «Ночь тиха», «Вести ангельской внемли», «Король наш добрый Венцеслас». Голоса детей и взрослых, сливаясь, взлетают в небо, прямо к звездам. Закончив петь, мы расходимся по нашим церквям, где пастор Рильке и отец Фардю возносят благодарственные молитвы Господу, пославшему нам Своего Сына.
КУКЛА-ПОДРУЖКА
Из всех кукол-подружек, с какими танцевал Картер, Эди-Четыре была самой любимой. Само нажатие клавиш «Э», «Д» и «4» на консоли автомата-коробки приводило его в благоговейный трепет, какой испытывал Алладин, потирая волшебную лампу. Один вид Эди, когда она появлялась из коробки — высокая, златокудрая, в золотистом платье, — стоил каждого из пятидесяти центов, опущенных в прорезь.
Нет смысла говорить, что все куклы-подружки отличались безукоризненной красотой. Человек, этот властелин токарных и фрезеровочных станков, пластмассы и фотодиодов, сам в некотором роде творец; только в отличие от Бога, наделяет свои творения не душой, а физическим совершенством, недоступным для тех, кто сходит с небесного конвейера. Впрочем, Картер тяготел к Эди не столько из-за внешности, сколько из-за характера.
На реплики в свой адрес она, в пику товаркам, никогда не отвечала клише. Услышав комплимент, говорила не шаблонное «Уверена, вы со всеми так!», а что-нибудь вроде «Обязательно запишу в дневник и положу его на ночь под подушку». Когда Картер звал ее на свидание — разумеется, в шутку! — Эди не цитировала пункт 16 «Руководства для кукол-подружек», как это делали остальные, а потупив взор, шептала: «Поехала бы с удовольствием, Флойд, но что скажут люди», или «Что подумает твоя жена!».
Конечно, Картер понимал: речами и поступками красавицы руководит дежурный манипулятор из первой смены; понимал, но предпочитал приписывать все заслуги Эди, единственной и неповторимой, которая танцевала и беседовала с ним, наполняя чашу его жизни золотистыми искрами романтики.
— Слушай, — выпалил он однажды, — плевать, что подумает жена. Будь у меня хоть какой-то шанс, выкрал бы тебя через черный ход и увез кататься в своем «кадиолете».
— А какой смысл, Флойд? Манипулятор мгновенно отключит питание и вызовет полицию. Представь, если тебя застанут в обнимку с тряпичной куклой.
— Ты вовсе не тряпичная кукла!
— Буду, без манипулятора.
Картер заглянул в голубые кукольные глаза.
— Кстати, кто твой манипулятор?
— Ты же знаешь, мне говорить об этом нельзя.
Картер резко увлек ее в закуток между кабинками, обрамлявшими танцплощадку, и поцеловал.
— Завтра суббота, — сообщил он. — Жена до вечера на работе, а у меня сокращенный день. Готовься, будем танцевать до упаду.
Вальсируя, они вернулись в зал и заскользили между кукол-подружек с партнерами. Настал черед последнего танца, и Картер старался насладиться каждой секундой. Музыка облаком плыла под ногами, Эди превратилась в златовласую богиню.
— Ты же любишь меня больше всех? — шепнула Эди ему в плечо.
— По сравнению с тобой другие просто манекены, — заверил Картер шелковую ленту в ее волосах.
С финальным аккордом приподнятое настроение растаяло без следа. Подавленный Картер проводил партнершу до коробки. На прощанье она послала ему воздушный поцелуй и вместе с целлулоидными сестрами скрылась в волшебном портале. Картер уныло поплелся в бар.
За барной стойкой виднелась дверь в операторскую. Картер не сводил с нее глаз и, потягивая пиво, гадал, почему никто и никогда не видел манипуляторов, когда те меняются со сменщиками. Следом мелькнула тревожная мысль: на сей раз он приглашал Эди на свидание почти всерьез. Самое неприятное — то же самое осознала и Эди, точнее ее манипулятор. Картер ждал, не появится ли раскаяние — верный признак, что его увлечение не вышло за рамки разумного. Увы, ожидание оказалось напрасным — чувствовалась лишь досада оттого, что заветное время с трех до семи близится к завершению.