В результате этого – могильный курган Цыси напоминал собой настоящую крепость: стены и потолок были настолько массивными и толстыми, что, казалось, представляли непреодолимое препятствие. Однако проектировщики и строители гробницы не учли одну важную деталь: они никак не могли предположить, что внутрь могильного кургана можно проникнуть снизу, то есть со стороны пола, который не был достаточно мощным и толстым. Этим просчетом и воспользовались грабители: спустя 20 лет после захоронения Цыси, в июле 1928 г., они проделали снизу гробницы проход, без особого труда взломали пол и оказались у гроба императрицы. Похищенные посмертные сокровища оценивались в огромную сумму – боллее 750 миллионов долларов!
«Известие об ограблении Дунлинских гробниц потрясло меня больше, чем собственное изгнание из дворца, – вспоминал Пу И. – Это событие взволновало также членов императорской семьи и цинских ветеранов. …К какой бы группировке они не относились, – все поспешили выразить мне свое возмущение поведением солдат Чан Кайши. Из разных районов цинские ветераны присылали деньги на восстановление гробниц предков» [15]. Якобы командир дивизии, а затем – корпуса 41–дивизии у Чан Кайши, бывший аферист и торговец опиумом Сунь Дяньин под видом проведения военных маневров направил свои войска в долину Малань, уезда Цзяньхуа провинции Хэбэй, где находились Дунлинские гробницы.
Предварительно объявив, что в этом районе будут проведены военные маневры, он блокировал ближайшие пути сообщения. Командир саперной дивизии Сун Цзыюй вместе с солдатами, по заранее намеченному плану, в течение трех дней и ночей совершил ограбление императорских гробниц.
Когда об этом узнали, Цинский дом и ветераны двора послали телеграммы Чан Кайши и Янь Сишаню – начальнику гарнизона Пекин-Тяньцзиньского района, а также в различные редакции газет с требованием наказать Сунь Дяньина и восстановить гробницы за счет властей. Казалось, что вначале правительство Чан Кайши с должным вниманием отнеслось к случившемуся и приказало Янь Сишаню произвести расследование. Последний задержал одного командира дивизии, которого прислал в Пекин Сунь Дяньин. Однако вскоре появилось сообщение, что он освобожден и Чан Кайши решил его больше не преследовать. Поговаривали еще, что Сунь Дяньин послал в подарок молодой жене Чан Кайши драгоценности и жемчужины с короны императрицы Цыси, которые вскоре стали украшать туфли Сун Мэйлин.
Разгневанный Пу И перед потомками своего рода поклялся отомстить за такие наглые и неуважительные действия чанкайшистских военных.
В результате ограбления с покойницы Цыси были сняты все дорогие украшения и одеяния, и она осталась лежать возле опустошенного смертного ложа, став беззащитной жертвой бездомных голодных собак. Когда об этом узнали преданные вдовствующей императрице евнухи, они, рискуя жизнью, проникли в могильный склеп и осторожно уложили ее останки в разграбленный гоминьдановскими солдатами гроб.
4. Жизнь во императорском дворце
Всем мужчинам, кроме Сына Неба и его евнухов, запрещалось оставаться на ночь в пределах стен императорского дворца (поэтому и называемого «Запретным городом»), который превращался в своеобразный «женский мир».
«В прошлом в Запретном городе ежедневно к определенному часу все – от князей и сановников до слуг – должны были покинуть дворец, – вспоминал последний император Пу И. – Кроме стоявших возле дворца Цяньцингун стражников и мужчин из императорской семьи, во дворце не оставалось ни одного настоящего мужчины».
Выполняя роль надзирателей, евнухи использовались одновременно и как слуги, шпионы, и как сводники. Некоторые из них становились доверенными лицами правителей и высших сановников государства и оказывали влияние на политическую жизнь страны. Император-дракон делал их своими «ушами, клыками и зубами».
«Каждый день, едва сумерки окутывали Запретный город и за воротами скрывался последний посетитель, тишину нарушали доносившиеся от дворца Цяньцингун леденящие душу выкрики: „Опустить засовы! Запереть замки! Осторожней с фонарями!“ И вместе с последней фразой во всех уголках Запретного города слышались монотонные голоса дежурных евнухов, передававших команду. Эта церемония была введена еще императором Канси для того, чтобы поддержать бдительность евнухов (еще в период Мин ночную стражу в Запретном городе заставляли нести проштрафившихся евнухов – В.У). Она наполняла Запретный город какой-то таинственностью», – вспоминал Пу И свои годы жизни в императорском дворце в Пекине.
Евнухи, «по оплошности не запершие ворота Императорского города, когда они должны быть заперты», по «Законам великой династии Мин» должны были отправляться в солдаты на границы Поднебесной.
При посещении императорского дворца складывалось впечатление, что евнухи были повсюду. Они драили полы, ходили с мухобойками, уничтожая мух, прислуживали императору, его семье, лечили и охраняли их, пели, играли в театре, готовили и подавали пищу.
Вот как происходила церемония принятия пищи у императора.
«Время для еды не было определенным, все зависело от решения самого императора, – вспоминал Пу И. – Стоило мне сказать: „Поднести явства“, как младший евнух тут же сообщал об этом старшему евнуху в палату Янсиньдянь. Тот в свою очередь передавал приказ евнуху, стоявшему за дверьми палаты. Он-то непосредственно и доносил приказ евнуху из императорской кухни в Сичанцзе. Тут же от нее выходила процессия, подобная той, которая бывает на свадьбах. Несколько десятков аккуратно одетых евнухов вереницей несли семь столов различного размера, десятки красных лакированных коробок с нарисованными на них золотыми драконами. Процессия быстро направлялась к палате Янсиньдянь. Пришедшие евнухи передавали принесенные явства молодым евнухам в белых нарукавниках, которые расставляли пищу в восточном зале. Обычно накрывалось два стола с главными блюдами; третий стол, с китайским самоваром, ставился зимой. Кроме того, стояли три стола со сдобой, рисом и кашами. На отдельном столике подавались соленые овощи. Посуда была из желтого фарфора, расписанного драконами и надписью: „Десять тысяч лет долголетия“. Зимой пользовались серебряной посудой, которую ставили в фарфоровые чашки с горячей водой. На каждом блюдце или в каждой чашке лежала серебряная пластинка, с помощью которой проверялось, не отравлена ли пища. Для этой же цели перед подачей любого блюда его сначала пробовал евнух. Это называлось „пробованием явств“. Затем эти блюда расставлялись на столах, и младший евнух, перед тем как мне сесть за стол, объявлял: „Снять крышки!“. Четыре или пять младших евнухов тут же снимали серебряные крышки, которыми покрывались блюда, клали их в большие коробки и уносили. Наступала моя очередь „принимать явства“».
В функции евнухов входила и охрана самого императора и его дворца, поэтому они всегда присутствовали во время церемоний и выездов, посещений дворца зарубежными гостями, охраняли входы и имущество в Запретном городе, хранили военную амуницию, оружие и боеприпасы.
Обязанности личной охраны императора и тайного сыска раньше лежали на двух органах дворцовой службы – Цзиньивэе и Дунгуане (либоДунсингуане).
Цзинвэй (род гвардейских войск) созданный при Минах и возглавлявшийся впоследствии евнухом дунсичан (Управление Востоком и Западом) помимо охраны Сына Неба были предназначены главным образом для подавления недовольства в народе и одновременно использовались также для наблюдения за сановниками империи.
Цзиньвэй выполнял обе названные функции. Во-первых, это было воинское соединение, несшее охрану двора. Во-вторых, в распоряжении этого органа была сеть тайной полиции, следственные органы и даже особая тюрьма. Как сообщается в источниках, «старшие и младшие офицеры ежедневно собирали сведения о тайных сочинениях, хитростях и злословии». Кроме того, Цзиньивэй следил за тем, чтобы «императорские указания широко распространялись по стране», то есть за неукоснительным исполнением всех распоряжений двора.