По законам офицерской чести эти офицеры должны были оставлять Преображенский полк, и цесаревич всячески помогал им в их дальнейшей карьере – армейской, гражданской, а иногда даже духовной.
О его службе в Преображенском полку сохранилось свидетельство командира полка с 1891 года, Великого князя Константина Константиновича. Вот запись в его дневнике от 6 января 1894 года, когда цесаревич уже два года носил звание полковника и командовал первым батальоном преображенцев: «Ники держит себя в полку с удивительной ровностью; ни один офицер не может похвастаться, что был приближен к цесаревичу более другого. Ники со всеми одинаково учтив, любезен и приветлив; сдержанность, которая у него в нраве, выручает его».
Военная подготовка цесаревича не ограничилась знакомством с пехотной, кавалерийской и артиллерийской службой. Будучи атаманом всех казачьих войск, он знал и казачью службу, а кроме того, был приобщен и к службе на флоте.
И вообще, следует признать, что Николай, с учетом его возраста, был подготовлен к военной деятельности гораздо лучше, чем к какой-либо другой. А. П. Извольский, выдающийся русский дипломат, занимавший в 1906-1910 годах пост министра иностранных дел, писал в своих «Воспоминаниях»:
«Когда император Николай II взошел на престол… его природный ум был ограничен отсутствием достаточного образования. До сих пор я не могу понять, как наследник, предназначенный самой судьбой для управления одной из величайших империй мира, мог оказаться до такой степени неподготовленным к выполнению обязанностей величайшей трудности».
И действительно, военная среда, окружавшая цесаревича и во дворце, и на занятиях военными науками, и в полевых лагерях на учениях, была ему гораздо более близка и понятна, чем, например, среда министерская, дипломатическая или придворная, так как отец-император не очень-то приобщал его к сфере государственного управления или внешней политики.
Александр III не любил придворных балов и празднеств, ограничив их до минимума, и, как мы уже знаем, практически не принимал по делам двора никого, кроме министра этого ведомства Воронцова-Данилова, да и то крайне редко.
И потому и цесаревич воспитан был в том же духе, что и отец: он не выносил излишеств ни в одежде, ни в еде, старался во многом подражать отцу, со временем полюбив то же, что любил и Александр: охоту в царских заповедниках – Ловиче, Спале, Беловежье, рыбалку в Финских шхерах, долгие прогулки в полях и лесах, физический труд и стремление к здоровой и чистой жизни.
Два чрезвычайных происшествия в царской семье
Каждый год 1 марта в Петропавловском соборе служили торжественный траурный молебен по убитому царю Александру II, где обязательно присутствовал Александр III и кто-то из членов семьи.
В 1886 году новые, молодые террористы решили воссоздать разгромленную «Народную волю», и на ее месте в Санкт-Петербурге возникла глубоко законспирированная организация – «Террористическая фракция Народной воли», организатором которой стал студент четвертого курса Петербургского университета Александр Ильич Ульянов – старший брат В. И. Ульянова, будущего Ленина, тогда еще гимназиста-выпускника. Александр Ульянов был скорее идейным руководителем и теоретиком группы, но, кроме того, принимал участие и в изготовлении метательных снарядов. В группе было около полутора десятков человек – преимущественно студенты университета, которые в начале 1887 года подготовили покушение на Александра III, наметив днем его убийства 1 марта. Расчет строился на том, что 1 марта царь непременно поедет в Петропавловский собор для участия в панихиде на могиле своего отца.
Все было подготовлено заблаговременно, и заговорщики вышли к Аничковому дворцу, где зимой жил Александр III, даже на день раньше намеченного срока, надеясь, что царь выедет на Невский и в этот день. Однако их ждала неудача: в конце февраля полицией было перлюстрировано письмо из Петербурга в Харьков студенту И. П. Никитину о красном терроре, что привело к установлению слежки за автором письма – членом группы Андреюшкиным, а затем и за некоторыми его товарищами и соучастниками. Причем Андреюшкин попал под наблюдение за день до покушения на царя. Полицейские филеры повели Андреюшкина и второго члена группы – Генералова – прямо с места их встречи на Невский проспект и стали свидетелями того, как они, держа под мышками свертки, – а это и были смертоносные заряды, изготовленные Ульяновым, – начали прогуливаться возле Аничкова дворца. Филеры засекли и еще трех соучастников готовящегося преступления и незаметно проводили их всех до их квартир, после того как они, ничего не предприняв, ушли с Невского.
То же повторилось и на следующий день – 1 марта.
Снова метальщики гуляли по Невскому, ожидая выезда Александра III из Аничкова дворца, но к полудню озябли и зашли в трактир, чтобы погреться и поесть. Следом за ними туда вошли и агенты-полицейские. А царя все не было…
В это утро Александр III приказал приготовить четырехместные открытые сани к 10 часам 45 минутам утра для поездки в Петропавловский собор. Должны были ехать Александр III, императрица и два старших сына – цесаревич Николай и Великий князь Георгий.
Вот что писала в своем дневнике три дня спустя фрейлина А. П. Арапова:
«Его величество заказал заупокойную обедню к 11 часам и накануне сказал камердинеру иметь экипаж готовым к 11 часам без четверти. Камердинер передал распоряжение ездовому, который, по опрометчивости – чего никогда не случалось при дворе, – или потому, что не понял, не довел об этом до сведения унтер-шталмейстера. Государь спускается с лестницы – нет экипажа. Как ни торопились, он оказывается в досадном положении простых смертных, вынужденных ждать у швейцара, в шинели, в течение 25 минут. Не припомнят, чтобы его видели в таком гневе – из-за того, что по вине своего антуража он настолько запоздает на службу по своем отце, и унтер-шталмейстер был им так резко обруган, что со слезами на глазах бросился к своим начальникам объяснять свою невиновность, говоря, что он в течение 12 лет находился на службе государя и решительно никогда не был замечен в провинности. Он был уверен в увольнении и не подозревал, что провидение избрало его служить нижайшим орудием своих решений. Государь покидает Аничков после того, как негодяи были отведены в участок, и только прибыв к брату (Великому князю Павлу Александровичу) в Зимний дворец, он узнал об опасности, которой он чудесным образом избежал».
А дело было в том, что, пока Александр III ругался на унтер-шталмейстера и ожидал выезда, полиция сработала необыкновенно оперативно и четко, успев устроить засады на квартирах заговорщиков и там, где они могли появиться.
Министр внутренних дел Д. А. Толстой докладывал Александру III, что утром 1 марта были задержаны:
«1. Студент Петербургского университета, сын казака Медведницкой станицы, Кубанской области, Пахом Андреюшкин, 20 лет, задержан на углу Невского и Адмиралтейской площади, при обыске у Андреюшкина оказался заряженный револьвер и висевший через плечо метательный снаряд, 6 вершков вышины (27 см), вполне снаряженный. 2. Студент Петербургского университета, сын казака Потемкинской станицы, области Войска Донского, Василий Генералов, 22 лет, задержан вблизи Казанского собора, по обыску у Генералова в руках оказался такой же снаряд, как у Андреюшкина. 3. Студент Петербургского университета, томский мещанин Василий Осипанов, 26 лет, взят также вблизи Казанского собора; при нем отобрана вышеупомянутая толстая книга, листы которой снаружи оказались заклеенными, а внутренность наполнена динамитом».
Вслед за тем были арестованы еще три причастных к делу человека – Канчер, Горкун и Волохов. Канчер и Горкун, желая избавиться от виселицы, стали выдавать членов организации и навели полицию на Александра Ульянова, который был арестован 3 марта (а 1 марта была арестована и его сестра – Анна Ильинична, оказавшаяся в этот день у него на квартире). Он во всем признался и был признан, наряду с Говорухиным и Шевыревым, одним из руководителей террористической фракции, хотя на самом деле Ульянов, составивший программу террористической фракции «Народной воли», был в этом случае главным теоретиком партии. Когда началось следствие, Александру III последовательно представлялись все документы – от допросов обвиняемых и свидетелей до программных документов. Среди этих бумаг была и программа, написанная А. И. Ульяновым. Царь внимательно читал и ее, оставляя на полях свои весьма красноречивые замечания.