Восемь евнухов, появившихся в Зале Чистоты и Совершенства, тщательно отбирала вдовствующая императрица, госпожа Мэн. Большинство отобранных ею мальчиков отличались правильными чертами лица и почти все происходили из ее родного уезда Цайши, Я уже говорил, какое отвращение у меня с малолетства вызывали евнухи. Поэтому, когда они все же появились, я принял их хмуро и холодно.
Со временем я стал позволять им играть перед залом в разные игры. В том числе и в «классы». Мне хотелось посмотреть, кто из них играет лучше остальных. Как я и ожидал, через некоторое время они переставали играть, и мне было смешно смотреть, как одни тяжело дышат, а другие обливаются потом. Все, кроме одного — по годам он выглядел младше всех — игравшего с наслаждением и выполнявшего при этом множество трюков, каких я раньше и не видывал. Я обратил внимание на его тонкие черты лица, совсем как у прелестной девушки, и на то, как грациозно и ловко он прыгает в простонародной манере, о которой я и понятия не имел. Потом я велел ему подойти.
— Как тебя зовут?
— Яньлан — Ласточка, — ответил он. — В детстве меня звали Coэр, а в школе — Кайци.[16]
— Сколько тебе лет? — улыбнулся я тому, какой он бойкий на язык.
— Двенадцать. Я родился в год Барана.
— По ночам будешь спать у моей постели, — шепнул я ему на ухо, взяв за плечи и притянув поближе. — Мы сможем каждый день играть вместе.
Яньлан смущенно покраснел. Глаза у него были ясные, как два озерца. Все портила лишь красная родинка у края одной из выгнутых дугой бровей. Мне показалось, что она не на месте, и я поддел ее ногтем, чтобы выяснить, можно ли содрать ее. Вероятно, я перестарался, потому что Яньлан даже подскочил от боли. Он не вскрикнул, но его лицо исказила гримаса невыносимой боли, и он упал на пол, зажимая родинку рукой. Но это продолжалось лишь мгновение, и он тут же встал на колени, склонившись до земли. «Простите вашего недостойного раба, государь», — умолял он меня. Яньлан меня заинтересовал, поэтому я встал с царского ложа, подошел к нему и помог подняться на ноги. Я даже плюнул на палец и немного потер его красную родинку: этому я научился у дворцовых служанок. «Это я в шутку, — сказал я. — Надо немного послюнить, и все пройдет».
Я очень быстро забыл о служанках и о слезном расставании в Зале Чистоты и Совершенства. В тот год в великом дворце Се произошло немало перемен, и обитавшие в нем служанки появлялись и исчезали, как на карусели; моя же жизнь текла своим чередом. Четырнадцатилетнему императору без труда удавалось благоволить к одним и не замечать других.
Мне очень хотелось посмотреть, что осталось у Яньлана после кастрации, поэтому однажды я велел ему показать низ живота. Мгновенно побледнев и переменившись в лице, он крепко вцепился руками в пояс штанов и стал умолять не подвергать его такому унижению. Но мое любопытство взяло верх, и я все же велел ему распахнуть халат и развязать пояс. В конце концов он, беззвучно всхлипывая, спустил штаны, отвернулся и проговорил сквозь слезы: «Прошу вас, государь, смотрите побыстрее».
Я тщательно осмотрел срамные места Яньлана и обнаружил, что шрам у него не такой, как у других, что на нем есть несколько темно-красных точек, похожих на ожоги. Не знаю почему, но это напомнило мне о руках Дайнян из Холодного дворца, и любопытство сменилось разочарованием.
— У тебя там не так, как у всех. Кто, интересно, так чисто сработал?
— Мой отец. — Яньлан уже не плакал. — Он у меня кузнец. Мне было восемь лет, когда он выковал маленький ножик и кастрировал меня. Я три дня лежал без сознания и чуть не умер.
— Зачем он это сделал? Тебе хотелось стать дворцовым евнухом?
— Не знаю. Отец велел терпеть, когда будет больно, он говорил, что, если я попаду во дворец и буду прислуживать государю, мне не нужно будет думать о еде или одежде. Он сказал также, что, если я попаду во дворец, у меня будет возможность вернуть сыновний долг родителям и воздать почести предкам.
— Скотина твой отец, — проворчал я, — вот попадется он мне, прикажу его самого кастрировать. Посмотрим, больно ему будет или нет. Ладно, можешь одеваться.
Яньлан мгновенно натянул штаны и, наконец, улыбнулся сквозь слезы. В потоке света, пробивавшемся через шелковые занавеси, красная родинка у края его брови поблескивала, как драгоценный камень.
Осень близилась к концу. Дворцовые слуги убирали опавшие листья и ветки, а плотники закрывали окна в залах дворца, флигелях, теремах и павильонах тонкими деревянными дощечками для защиты от налетавших с севера песчаных бурь. Через боковые ворота на задах дворца с грохотом вкатилось несколько запряженных лошадьми повозок, которые оставили после себя аккуратно сложенные поленницы дров. По всему дворцу шли приготовления к наступающей зиме.
В одиннадцатый месяц тихо сдох последний из моих чернокрылых сверчков, отчего меня, как и каждый год, охватила печаль. Я приказал дворцовому евнуху собрать всех дохлых сверчков и положить их вместе в изящную деревянную шкатулку, этакий общий саркофаг для моих любимцев. Местом, где они упокоятся навсегда, я выбрал двор перед Залом Чистоты и Совершенства.
Прежде всего я велел служителю запереть ворота. Потом мы с Яньланом вырыли на одной из цветочных клумб ямку и уже засыпали саркофаг сверчков влажной землей, когда в одном из декоративных проемов в стене неожиданно показалось лицо безумного старика Сунь Синя. Яньлан так испугался, что даже пронзительно вскрикнул.
— Не бойся, — успокоил его я. — Он сумасшедший. Просто не обращай на него внимания. Нужно закончить это дело. А кто смотрит, наплевать, лишь бы не госпожа Хуанфу.
— Он в меня камень бросил и глаз с меня не сводит, — сказал Яньлан, прячась за меня. — Я его знать не знаю, чего он на меня так таращится?
Подняв голову и увидев в потухших глазах Сунь Синя ту же извечную скорбь обо всех людях в Поднебесной, я встал и подошел к проему. «Сунь Синь, уходи, — велел я. — Мне не нравится, когда ты тайно подглядываешь за мной». Сунь Синь, словно испугавшись, что я ему выговариваю, вдруг стал биться головой о раму вокруг отверстия, тотчас отозвавшуюся громким и протяжным звуком. Разозлившись, я повысил голос: «Сунь Синь, что ты себе позволяешь? Или тебе жить надоело?» После этих слов смехотворное битье головой прекратилось, он поднял глаза к небу и чихнул. Глядя на сероватое лицо, перемазанное соплями и слезами, я услышал, как он бормочет сквозь проем: «Раз евнухи в фаворе, скоро бедствия обрушатся на царство Се».
— Что он говорит, государь? — спросил сзади Яньлан.
— Не слушай его, он умом тронулся. Только это и говорит. Прогнать его? Других он не слушается, а меня послушает.
— Конечно, он должен вас слушаться, государь. — Яньлан бросил на Сунь Синя любопытный взгляд. — Одного только не пойму: почему вы, государь, позволяете сумасшедшему бродить по дворцу?
— Раньше он не был сумасшедшим. Однажды, много лет назад, он, рискуя жизнью, спас в бою одного из моих предков и получил за это охранную грамоту от пяти поколений правителей Се. Так что, какие бы безумства Сунь Синь ни вытворял, его не накажут никогда.
И я поведал Яньлану историю Сунь Синя. Мне хотелось раскрыть ему некоторые необычные секреты дворца. Свой рассказ я закончил вопросом: «Разве тебе он не кажется куда более интересным, чем другие люди?»
— Не знаю, — ответил Яньлан. — Я всегда боялся сумасшедших.
— Ну, раз тебе страшно, я отошлю его прочь. — Отломив веточку с дерева, я пощекотал нос Сунь Синя. — Убирайся отсюда, — сказал я. — Ступай к своему котлу.
Сунь Синь послушно отошел от проема, но, уходя, не переставал вздыхать. «Раз евнухи в фаворе, бедствия скоро обрушатся на царство Се», — снова пробормотал он.
Больше всего досаждали царские аудиенции. В первом ряду на каменных ступенях Зала Изобилия Духа, по двое справа и слева от Фэн Ао, первого министра, стояли высшие сановники, главы всех четырех министерств — Министерства церемоний, Министерства чинов, Военного министерства и Министерства наказаний. Позади них при всем параде выстроилась целая шеренга чиновников, гражданских и военных. Иногда на аудиенцию к императору прибывали гуны,[17] правители каждой области царства Се. Они красовались в поясах с вышитым знаком маленькой Черной Пантеры, и я знал, что они из поколения моих дядьев или еще более старших по возрасту родственников. Хоть в жилах у них и текла кровь предыдущих правителей Се, претендовать на трон они не могли. В Государевом Регистре они были поименованы как Правитель Северного удела, Правитель Южного удела, Правитель Восточного удела, Правитель Западного удела, Правитель Северо-Восточного удела, Правитель Юго-Западного удела, Правитель Юго-Восточного удела и Правитель Северо-Западного удела. Кое у кого из них виски уже тронула седина, но даже они должны были преклонять передо мной колени, когда ступали в Зал Изобилия Духа. Я знал, что по-другому и быть не может. Их действия совершенно не зависели от их желаний и всегда определялись жесткими рамками сложившегося веками церемониала.
16
В отличие от европейской традиции, имен у китайцев может быть очень много, и они могут иметь самое различное значение. У большинства китайцев есть «детское имя», которым их называют только родители, близкие и друзья. До начала XX века по достижении совершеннолетия мужчины могли принимать «(бяо) цзы» — другие имена, под которыми они были более известны, выдающимся личностям присваивали посмертные, а правителям — храмовые имена.