– В одни ворота, а если быть проще – натуральная резня. Ваши «танки» просто втоптали лучшую пехоту в империи, не оставив ей и шанса. Даже отсюда я могу слышать крики этих бедняг… – в ответ он произнёс тихим голосом тремя короткими предложениями, прежде чем повернуться спиной к говорящему с ним императору (что считалось страшным оскорблением). Закрыв глаза, он глубоко вдохнул и выдохнул, после чего, собравшись с силами, ударил Валентиниана.
– Чёрт, Флавий, какая муха тебя укусила? – очевидно, подобного не ожидал абсолютно никто, тем более сам император.
– Ваше Величество, оглянитесь! Разве вы не видите, что творите? Оглядитесь, вы взращиваете ненависть по признаку принадлежности к тому или иному народу, по цвету кожи. Вы уничтожаете десятки тысяч людей, если не сотни тысяч. Чего вы ожидали? Что вас все за это будут любить и целовать в попку? Да вы же натуральный псих! Когда очередное ваше орудие массового уничтожения людского рода рвало в клочья ваших же сыновей, которых вы взрастили собственными же руками, вы лишь смеялись! – пока Валентиниан медленно возвращал свою голову в то положение, в котором она находилась буквально за мгновение до удара, Аэция схватила его личная охрана. Император же, отойдя от мощного удара бывалого вояки, вытер кровь на губе и лишь затем приказал своей страже отпустить бедного старика.
– Понимаешь, Аэций, тут такое дело… я никогда не клялся сохранить Рим таким, каким принял. Я поклялся его спасти… и я его спас! Но мало спасти больного от смерти, его надо ещё и вылечить. Этим я и занялся сразу же после того, как ликвидировал все угрозы внутри границ МОЕЙ Империи. Налоговая, административная, монетная реформы, создание регулируемого банковского сектора, многочисленных обрабатывающих предприятий, расширение и модернизация добывающих, создание мощнейшей науки… всё это я сделал для того, чтобы солнце никогда не заходило над МОЕЙ империей. Разве ты не видишь? Сотни, тысячи кораблей снуют по все океанам, расширяя заморские владения Рима, принося им свет знаний и цивилизации. Сотни тысяч солдат несут имперское знамя через земли германцев, сарматов, даков и славян. Империя в зените своего могущества и не далёк тот день, когда она охватит территорию всего земного шара! Всё это произошло благодаря мне! – то ли по старой дружбе, то ли из уважения к старому вояке, он не наказал его прилюдно тут же, на месте. Нет, вместо этого он решил, что хотя бы попробует его убедить в своей правоте, пускай и понимал, что, скорее всего, это невозможно.
– А как же жертвы? Считал ли вы, скольких сынов Рима отправили на убой? Вам-то хорошо там, в собственной резиденции далеко за городом. Вы не видели смог в городах, вы им не дышали… правда ведь, какое вам дело, что младенцы в Риме болеют от нехватки солнечного света, отвратительной вони и ужасного воздуха! – Аэций, вошедший в раж, схватил императора за его жакет, после чего, нервозно оглядев бездействующих стражей Валентиниана, тут же его отпустил.
– Ты думаешь, что я слеп и глух? Я прекрасно знаю об экологической катастрофе во многих крупных городах империи. Я работаю над их решением. У меня уже лежал на столе план по реконструкции, модернизации и расширению центральной городской канализации и водопровода в Риме, созданию системы резервуаров и водоочистных станций. Я уже подготовил кадры и оборудование для очищения реки. Я уже организовал сбор твёрдого мусора в городе, я построил несметное число новых терм, бассейнов, парков, фонтанов! Да я один для Рима сделал больше, чем все императоры, консулы и цари вместе взятые! – Император не боялся грозного вида Аэция, всем своим видом показывавшего, что он готов применить насилие в любой момент, после любого некрасивого словца Его Величества.
– … – Аэций же не мог вымолвить и слова. Он стоял с поднятой рукой, пока его указательный палец, направленный на Валентиниана, подрагивал от мощнейшего напряжения. Ему нечего было сказать. Император сделал очень многое для Рима, но Флавия волновало только то, сколько жертв было угрохано ради этого прогресса. В его глазах Валентиниан шёл по дороге благих намерений, устланной прямиком в ад.
– Нечего сказать, да? Уведите его, пусть он немного успокоится, а то на него слишком плохо влияет вид того, как МОИ танки перемалывают в труху родных ему ребят из гвардии, – сам он, естественно, поспорил бы с этим утверждением. Как можно прийти по дороге благих намерений в ад, если ты уже его бессмертный владыка?
… Тем временем, бой в долине уже завершался. Те жалкие остатки, что выжили после танковой атаки, поддержанной пехотой, были схвачены и казнены кавалергардами, давно соперничавшими с пехотной гвардией за доверие императора и близость к нему.
Пехотные офицеры, конечно, попытались воспрепятствовать этому, но не преуспели, ввиду своей малочисленности. Им было жалко своих бывших коллег, многие из которых им были друзьями и братьями, если не по крови, то по службе, и им стоит отдать должное за проявленную смелость сопротивляться кавалергардам самого императора, но, увы, их попытки были тщетны. Поляна, усеянная изуродованными трупами, полнившаяся от уже начавшей гнить плоти, вынуждена была принять новых гостей.
Битва при Неми завершилась полным окружением и уничтожением главных сил мятежников. Теперь они были лишены своей главной и, что самое важное, наиболее хорошо вооружённой и отлично дисциплинированной военной силы.
Всё, что осталось теперь у сенаторов-мятежников теперь – гарнизон Рима и кучка оборванцев, экстренно поставленных под ружьё в условиях тяжёлой борьбы с императором. Императора и победу в гражданской войне разделяли лишь непокорённый и не покаранный Рим, а также осаждённый дворец.
========== Глава 60. Мирный динамит. ==========
– Что они там делают, Тит? – вопрошал мужчина, одетый в насквозь пропитанный потом комбинезон, измазанный, к тому же, в машинном масле. Да-да, теперь он был уже не юнцом, но настоящим «мужчиной», коли уж он участвовал в битве, пускай и за неприступной для врага металлической стеной.
– Четвертуют, – коротко ответил ему наводчик.
– Четвертуют..? А кого, да и зачем? – естественно, интереса взбудораженного механика-водителя подобный ответ не удовлетворил, да и не мог.
– Недобитых. За то, что они выжили в этой мясорубке, – тем не менее, развязывать свой язык Тит не спешил.
– Странное дело, скажу я тебе так, – чем его собеседник был явно недоволен, но виду не подал, быстро оставив попытки разговорить уставшего танкиста.
– Не бойся, Ливий, нас тёрки между гвардейцами и кавалергардами не касаются… – чем и воспользовался Тит, мигом закрыв тему.
– Верно, – но, внезапно, в их уже завершённую беседу ворвался один из объектов обсуждения – кирасир из лейб-гвардии.
– О, кто к нам пожаловал! Как дела, Николаос? – оный, видно, был греком, да ещё и знакомым Тита.
– День прекрасный, думаю, ты с этим согласишься, – услышав эти слова, Тит моментально насупил своё лицо…
– Ладно, проехали. По какому поводу ты к нам пришёл? – и тут же перешёл к делу, выказывая явное неуважение к члену лейб-гвардии своим стремлением завершить беседу как можно быстрее.
– Ну что же ты так… а вообще, я прибыл к вам с великой новостью! – надменный аристократишка. Видимо, именно этот стиль речи Николаос любил больше других. По крайней мере, если судить по его разговору с Титом. Впрочем, в его словах была определённая нотка иронии над навязанным ему амплуа.
– Да? Где же тогда твой прикид для особых случаев? – чего, к сожалению, не замечал Тит, продолжавший грубить весьма высокому чину.
– Я бы его достал, да времени нет… видите ли, мой шеф велел мне доставить вас и всех прочих любителей измазаться в чёрной жиже лично к нему, для вручения наград, – Николаосу, полковнику Кирасирского Его Величества полка, очевидно, надоело общаться с подобными недалёкими умами, так что он почти сразу же перешёл к делу.
– Шеф..? Разве шеф твоего полка не император? – что же, простим ему глупость.
– Всё верно. Мой шеф, Его Величество, желает наградить вас крестом Георгия Победоносца, за проявленную отвагу и важнейший вклад в победу над мятежниками, – тон, с которым полковник лейб-гвардии говорил, был излишне серьёзным…