Теперь он с ужасом смотрел на ту часть рельса, которая осталась лежать на предплечье и ладони.
– Я сделаю укол, – строго сказала Энджи. На парня она почти не смотрела, уставившись в угол с медленно угасавшим лысым, – но все равно будет неприятно. Готов?
– Неприятно, – хмыкнул Карага, – скажи сразу: тысяча гнилых зубов заболят одновременно и по всему телу! Наш милый героический доброволец, ты должен это знать.
– Ублюдок, – фыркнула Энджи, всаживая иглу в плечо парня.
– А ты дура, – сказал Карага.
– Пошел вон отсюда.
Карага пожал плечами. Его дело сделано, почему бы и не уйти? На очереди еще два десятка вагонов, и все их нужно обойти как можно быстрее.
– Позовешь, когда можно будет убрать рельс.
Он развернулся и выбрался из вагона, а вслед ему полетел режущий, страшный крик человека, по сломанной руке которого поползла увесистая тетка-медик с чемоданом капельниц и шприцев.
Дальше все пошло по накатанной. Карага примкнул к команде, работавшей в десятом вагоне, потом перешел в одиннадцатый и дальше, и везде он выполнял работу, которую обычно выполняли с помощью электрических пил, резаков и домкратов: поднимал, освобождал, разрывал, пробивал.
Трупов становилось все больше, но найдены были и выжившие – девушка с раздавленной грудной клеткой, пожилой господин с рваной раной в боку, перепуганный мальчик, отделавшийся синяками, и даже кошка, истошно мяукавшая в клетчатой переноске.
Медики растаскивали пострадавших, вертолеты взмывали в небо, уходили и возвращались снова, и их стало четыре, а не два, Столишня все-таки прислала подкрепление, хоть и запоздало.
Карага бок о бок работал с людьми, но перекинулся с ними только парой слов. Все они придерживались широко известного мнения: все беды на Земле произошли из-за меха, и страшное перенаселение, чуть не погубившее планету, тоже. Карагу терпели, понимая, что его способности грех не использовать в таком важном деле, как работа спасателя, но терпели еле-еле, и потому обстановка всегда была напряженная.
Один только Берт относился к Караге проще, чем остальные, но и он никогда не связывался с ним вне выездов.
Ничего личного.
К семи часам пополудни Карага начал уставать. Он то и дело обращался внутрь себя и поглядывал на показатели заряда батареи. Энергия держалась почти на нуле. Можно было использовать аварийные энергосберегатели, но Карага не любил тратить резервы. Мало ли что может случиться…
Разгребая мусор в головном вагоне, сплющенном в гармошку, он снял с петель дверь в кабину машиниста и проник внутрь, боком, расцарапывая руки и плечи. Машиниста и его помощника уже вынесли – одними из первых, через разбитое окно. Остались только лужица крови на приборной панели и прилипший к ней же клочок темных волос.
Машинист погиб моментально, а помощника эвакуировали первым вертолетом, и теперь его жизнь была в руках пары опытных медиков и одного перепуганного интерна.
В кабине не могло быть ничего интересного, и Карага заглянул сюда только для того, чтобы пробить удобный вход бригаде экспертов.
Абсолютно ничего… кроме, пожалуй, стального цвета осколков-спиц, не похожих ни на деталь обшивки, ни на часть оборудования. Пучок согнутых стальных спиц, оплавленных на концах. Кусок мышечного волокна меха или анароба.
Такой кусок могло выбить из тела меха метким выстрелом в упор. Карага нагнулся, поискал оружие и нашел. Прямо под приборной панелью, рядом с тугой педалью, называемой «кнопкой мертвеца», лежал пятизарядный «Комар».
Он был цел и невредим и потерял только один разряд.
– Мать твою перековать, – задумчиво сказал Карага, запихивая кусок мышечного волокна в один карман, а пистолет – в другой.
Он внимательно осмотрел кабину, но не нашел больше ничего, что могло бы указать на участие меха в случившейся катастрофе, но знал, что эксперты найдут – если причина не выяснится сразу, они проанализируют все и найдут пыль, крошки, невидимые глазу, и докопаются до правды.
Карага подумал и снова полез под панель, и там прижал «кнопку мертвеца» древком пластикового сигнального флажка, валяющегося рядом.
Теперь каждый решит, что машинист, устав постоянно нажимать кнопку и сигнализировать машине о том, что жив-здоров, обманул ее, установив искусственное давление на педаль.
Все бы ничего, многие так делают, но именно этому машинисту не повезло – его хватил удар или от духоты ускользнуло сознание, а поезд, не заметив утраты, продолжал набирать скорость на опасном повороте.