Такое впечатление Юга производила на тех, кто общался с ней редко. Карага знал и другую ее сторону: нечеловеческую преданность, уникальную исполнительность и верность. Если Юга доверялась, то отбрасывала всякую критику: всучи ей Карага пакет с человеческой головой, Юга точно так же старательно доставила бы его на место, не считая нужным рассуждать. Исполнительность была ее идолом – ее попросили об услуге, и собственная жизнь после этого казалась ей дешевле, чем важность задания.
Именно поэтому Карага вручил ей пакет без опасений. Он знал, что Юга скорее умрет, чем потеряет или задержит доставку.
Он не ошибся. Юга притащила пакет туда, куда ей было сказано, но задержалась под металлической дверью, набирая код за кодом и ожидая, пока система идентифицирует посетителя. Дверь была старой и работала с перебоями. Три раза система сбрасывала старательно введенный код, пять раз зависала на фазе сканирования и в итоге распахнулась с жутким скрипом.
Юга поднималась по лестнице, робея, как всегда, перед встречей с кем-то из приближенных Кали.
Пробравшись мимо глазков суетливо жужжащих камер, она вступила в жарко натопленную залу, напоминающую смесь бара и музея. Эвил любил живопись эпохи конструкта и собрал небольшую, но ценную коллекцию. Картины башнями возвышались за его спиной. Вращаясь, они демонстрировали скопление черно-белых линий и треугольников. Долгое рассматривание наводило на зрителя панические атаки, неврозы и паранойю. Конструкт отрицал ценность человеческого здравомыслия.
На переднем плане, оторванная от шипящих башенных картин, стояла перламутровая барная стойка, за которой восседал скелет бармена. Над ним в три ряда висели хрупкие бокалы. Был ли скелет декорацией, никто не знал, а Эвил не распространялся.
Он ежедневно менял скелету галстуки-бабочки. Сегодня это был желтый галстук в мелкую черную клетку.
Эвил восседал в глубоком кожаном кресле и с выражением крайнего отвращения на лице грыз сухое печеньице.
У Эвила было всего два выражения: этого самого отвращения, словно он жует горсть клопов и все никак не может проглотить, и другое – обычное, крайне благотворно влияющее на женщин, потому что Эвил принадлежал к тому типу мужчин, которых охотно приглашают рекламировать кофе.
Портила его только ямка на подбородке, такая глубокая и круглая, будто кто-то ткнул пальцем и провертел дыру в еще неостывшей массе, а потом масса затвердела и стала лицом Эвила.
Этот изъян сложно было заметить, потому что первое пристальное внимание обращали на себя глаза Эвила, а точнее – их пронзительный взгляд. Эвил всегда смотрел так, будто собирался кого-то сожрать. Женщинам это нравилось.
В остальном он был менее примечателен, хотя по-особому правилен – правильной формы нос, скулы, даже уши – совершенно симметричные и аккуратные. Волосы и брови темные, глаза – еще темнее. Эвил любил солнце и загар и всегда был смуглым, словно зреющий каштан.
Юга раскрыла было рот, но из боковой двери вдруг показалась коротконогая голая девица, встала на четвереньки и быстро поползла под ноги Эвилу, а потом замерла, низко опустив голову.
Эвил поставил на ее спину блюдечко и чашку с чаем.
– Почему одна, милая леди? – спросил он. – Где Крэйт?
– В Стрелице, – пробормотала Юга и протянула газетный сверток. – Вот…
Эвил отложил одно печенье в сторону и взял другое.
– Ближе подойди.
Юга глубоко вздохнула, подошла ближе и остановилась возле живого столика Эвила. Девица почти не дышала. Крошки печенья скатились в расщелинку между ее кругленьких ягодиц.
– Найдено на месте крушения поезда Столишня – Карвардцы, – отрапортовала Юга и протянула сверток.
Эвил протянул руку и цапнул пакет, развернул его и внимательно рассмотрел и пистолет, и кусок влажной мышечной ткани.
– Это правая рука, – сказал он негромко, – вырвано отсюда.
И он показал на свое плечо.
Некоторое время было тихо. Юга молча смотрела в стену за спиной Эвила, девица-столик не шевелилась, Эвил думал.
Наконец он наклонился, вытер заляпанные соединительной жидкостью руки о свисающие груди девицы, поднялся и заходил по комнате, взвешивая пистолет на ладони.
– Это «Комар», выдается машинистам наземного и подземного транспорта, а еще – дальнобойщикам. Оружие против человека, а не против меха, но стреляли в упор – ткани оплавлены. Рана наверняка уже затянулась, и мы его так просто не найдем.
Юга стояла неподвижно и слушала. Она боялась, что ее выгонят, и нечего будет доложить Караге.
– По этому куску невозможно определить серию и номер – не сохранились ткани покрытия. Как ты думаешь, милая леди, что все это означает?