— Слава богу, мне еще никогда не приходилось иметь дело со смертоносным оружием.
— Может быть, вы умеете наносить на бумагу направление вод, обозначать на ней горы и пустыни?
— Нет, этим я не занимаюсь.
— У вас такие ноги, которые могут превратить длинную дорогу в короткую. Я полагаю, генерал посылает вас с поручениями?.
— Никогда. Я следую только моему высокому призванию, то-есть обучаю людей церковной музыке.
— Странное призвание, — произнес Соколиный Глаз и усмехнулся, — всю жизнь повторять, как пересмешник, все высокие и низкие ноты, которые вырываются из человеческого горла! Впрочем, друг, пение — ваш талант, и никто не имеет права его хулить, как никто не смеет порицать искусство стрельбы или какое-нибудь другое уменье. Покажите-ка ваше искусство.
— С великим удовольствием, — сказал Гамут.
Поправив очки в железной оправе и вынув свой излюбленный томик, он немедленно передал книгу Алисе.
Алиса улыбнулась. Она взглянула на Хейворда и вспыхнула, не зная, как ей поступить.
— Не стесняйтесь, — шепнул ей молодой офицер.
Алиса приготовилась петь. Давид выбрал гимн, отвечавший положению беглецов. Кора тоже пожелала поддержать сестру. Методический Давид предварительно дал певцам тон, пользуясь своим камертоном[12].
Полился торжественный напев; иногда молодые девушки склонялись над книгой и усиливали свои звучные голоса, иногда понижали их, так что шум воды превращался в глухой аккомпанемент песен. Природный вкус и верный слух Давида руководили певицами. Он соразмерял силу голосов с размерами узкой пещеры, каждая трещина, каждая впадина которой наполнялась задушевными звуками. Глаза индейца пристально, с таким вниманием смотрели на скалы, что, казалось, они сами превратились в камни.
Разведчик сначала сидел, равнодушно опершись подбородком на руку, но мало-помалу его суровые черты смягчились. Может быть, в уме охотника воскресли воспоминания детства, тихие дни, когда ему приходилось слышать такие псалмы из уст матери. Блуждающие глаза жителя лесов увлажнились, слезы покатились по его обветренным щекам. Пронесся один из тех низких, замирающих звуков, которые слух впивает с жадным восторгом, точно сознавая, что это наслаждение сейчас прервется. И вдруг раздался вопль, не похожий ни на человеческий крик, ни на вопль другого земного существа; он потряс воздух и проник не только во все уголки пещеры, но и в самые укромные тайники человеческих сердец. Вслед за этим наступила полная тишина; чудилось, будто даже воды Гленна остановились, пораженные ужасом.
— Что это? — прошептала Алиса, очнувшись от столбняка.
— Что это? — громко спросил Дункан.
Ни Соколиный Глаз, ни индейцы не ответили. Они слушали, очевидно ожидая повторения вопля, и в выражении их лица сказывалось изумление. Наконец они быстро и серьезно заговорили между собой на делавэрском наречии. По окончании их беседы Ункас осторожно выскользнул из отдаленного выхода пещеры. Когда он ушел, разведчик снова заговорил по-английски:
— Никто из нас не может сказать, что это было, хотя мы в течение тридцати лет с лишком изучали леса. Я думал, что моему слуху знакомы все крики индейцев, все звериные голоса, но теперь вижу, что я был просто тщеславным, самонадеянным мальчишкой.
— Разве это не военный клич воинов, не вой, которым они стараются испугать врагов? — спросила Кора, кутая лицо в вуаль с таким спокойствием, которого не выказывала ее взволнованная младшая сестра.
— Нет, нет, сейчас раздался зловещий, потрясающий звук, и в нем было что-то неестественное. Если бы вы хоть раз слышали боевой клич индейцев, вы никогда не приняли бы его за что-нибудь другое... Ну что же, Ункас? — снова по-делаварски обратился разведчик к возвратившемуся в пещеру молодому могикану. — Что ты видел? Не просвечивает ли наш огонь сквозь завесы?
Послышался короткий и, по-видимому, отрицательный ответ на том же наречии.
— Ничего не видно, — продолжал по-английски Соколиный Глаз, с неудовольствием покачивая головой. — Наша стоянка все еще остается тайной. Перейдите в другую пещеру, леди, и постарайтесь заснуть: вы нуждаетесь в отдыхе. Мы поднимемся задолго до восхода солнца, и нам придется торопиться, чтобы дойти до форта Эдуард, пока минги будут спать.
Кора повиновалась с таким спокойствием, что более робкая Алиса была принуждена последовать ее примеру. Однако, выходя из пещеры, она шепотом попросила Дункана пойти вместе с ними.
12