— Я — то думал, что сработаемся с тобой, таких агентов мало, которых используют как пешек, а они мнят себя пупом Земли, — продолжал Палкин, глядя на рукописную надпись перед собой, — Думал я, что можно тебя ещё использовать, ан нет, дюже проворный.
Он сделал глубокую затяжку сигарой, поморщился, не нравилось ему это дело, долго в завязке был, да вот последнее время нервы успокаивать надо. И капитан потянулся под стол, за ещё одним средством от стресса. Налив в бокал дорогого виски, он зажёг огонёк зажигалки, поднёс к уголку письма.
— Всё, отшпионил ты своё, пора тебя убирать.
Он сделал большоё глоток, наблюдая, как неспешно прогорает письмо в пепельнице.
— Как же ты не вовремя, Лёня, не вовремя.
Глава 26 Когда тайное становиться явным…
Ефрем отчитал за операцию всех. Больше досталось, конечно, Артёму. Командир ещё раз проявил чудовищное самообладание, но и его грубого, строгого тона хватило. Он говорил, как с подчиненными, заметил Артём, будто их уже записали в безымянный полк.
— Ты подверг всю операцию провалом! Ты чуть не угробил Бориса, едва не задел объект! — бушевал капитан.
Артём не мог не заметить, что угрозу собственной жизни Ефрем проигнорировал. Разве для него целостность объекта важнее, его собственной жизни?
— Зачем ты начал палить? Ещё и ломанулся поперёк батьки в пекло! В дверях устроил затор! Я же говорил, стрелять только в чрезвычайном случае! — кричал Ефрем, скорее, что бы заглушить грохот езды.
Они ехали всё в таком же порядке, разве что ещё Захара погрузили в багажник.
— Да не мороси, капитан! — неожиданно встрял в разговор Борис, — Ну струхнул парень маленько, перенервничал, с кем не бывает?
Ефрем промолчал, видимо довод был убедительным. Артём повернулся к соседу, ошарашенный, уж никак он не ожидал, что его защитят.
— Если попадёшь в меня, голову оторву! — беззлобно шёпотом предупредил Тельцов.
Грачёв не ответил. Зачем Борису было ставать на его сторону, после такого? Странный он все — таки человек.
Они приехали поздно вечером. Отдыхать не дали, сразу вызвали на площадку, где стоял походный столик и стул. Захара вывели всё ещё скованного на площадь.
— Так парень, я капитан Ефрем Дерягин, контрразведка НОР, мы тебе зла не желаем, и в покушении на тебя мы не замешены, — начал командир, когда все четверо остались одни возле столика с папками и документами.
— Зачем тогда стреляли? — озлобился Мухин.
— Твои друзья напали первыми.
— А вы сидели бы смирно, если в вашу квартиру вломились непонятные типы со стволами?
— Я тебя понимаю, но не думаю, что ты согласился бы на вежливый разговор.
— Вежливость города берёт, — заметил Захар.
— Итак, у тебя, как и у всех здесь присутствующих есть множество вопросов, сейчас я на них отвечу, — начал самое интересное Ефрем, присаживаясь за стол.
Бориса будто ничего не интересовало, он был рад, что Беретту разрешили оставить, и молча, поглаживал перебинтованную руку. Артём полностью обратился в слух.
— Освободи, — капитан, как между прочем, кинул Грачёву ключ от наручников.
Артём выполнил приказ, Захар затравленно взглянул на всех, но вёл себя спокойно, хотя и настороженно.
— Захар, у тебя есть предмет? — Дерягин задал всё тот же уже привычный вопрос.
— Что?
— Какая — нибудь памятная вещица от отца.
— Я не знаю, отец ничего мне не давал, когда меня в первый раз повязали, он отказался от меня, сволочь!
Артём оглядел Захара. Он знал, какое наказание ждёт провинившихся. Кроме штрафа или заключения, в Республике, нарушителям ставили клеймо. Самое тяжёлое преступление считается — педофилия, за её крупное клеймо ставят на лоб, что бы покрыть зека позором на оставшуюся жизнь. Ворам клеймо ставили на шею, тоже довольно приглядно, а за убийство на руки, когда ниже локтя, когда выше, зависело от тяжести преступления. Часто педофилы не найдя работы, которую им и не давали, обживались ещё и клеймом на шею, за воровство.
На Захаре клейма Артём не увидел, либо это убийство «лёгкое», и клеймо на предплечье, либо «языки пламени» прячут воровское прошлое.
— И у тебя нет ничего, что отец тебе мог дать? — продолжал Ефрем.
— Я отвечаю, только потому, что ничего, правда, нет, а вообще, я не должен перед вами отчитываться.
— Боюсь, что должен. Вспоминай, это очень важно.
— Зачем? Я не собираюсь работать на копов!
— А мы и не копы, мы разведчики.
— Ты разведчик, — поправил Артём.
— А вот оно как, — продолжил препираться Захар, — То есть, эти бедолаги, как и я ничего не знают? Похоже, много ты врёшь, коп.
— Это касается твоего отца, — пошёл по старой схеме Дерягин.
Артёма укололо сомнение, что ничего про отца он и не узнает, это было предлогом, что бы его использовать. Грачёв насторожился, и сам не заметил, как перешел на сторону недавнего пленника.
— Мне плевать на отца, он умер уже давно.
— А его прошлое, ты знаешь, кем он был?
— И знать не хочу, у этой гниды было много денег, такой дом отбабахал, жён менял каждую неделю, а меня из камеры вытащить не захотел, бросил меня!
Грачёв почувствовал сильную неприязнь к Мухину, мерзкий капризный тип.
— Всё очень важно, Захар, расскажи нам, что было, когда ты вышел? Что делал отец перед смертью, были ли у него доверенные лица? Кому он мог отдать самое сокровенное?
— Да иди ты, коп!
Артём даже не заметил, как его откинул сильный толчок Бориса. Крупный мужик двигался очень быстро, он подхватил лёгкого Захара, вмял его в кирпичную стену, врезав кулаком в живот.
— Говори! — проревел не своим голосом Тельцов.
Видимо такого не ожидал даже Ефрем, потому что и он среагировал не сразу, видимо решал: довести вежливую малополезную беседу самому, или позволить развязать язык Борису.
— Говори, чёртов наркоман! — Борис ударил, хрипящего Мухина, по лицу.
Вместо ответа, ловкий и проворный Захар выскользнул из рук Бориса и из рукава выхватил кинжал.
«Чёрт побери! Я же лично его обыскал, не может быть!» — пронеслось в голове Ефрема, когда он слетел со стула.
Это был очень красивый кинжал, со странной рукояткой, видимо стеклянной, как заметил Артём, и была она зелёная, или наполнена чем — то зелёным.
Оба сцепились, упали на землю, стали кататься, одаряя друг друга ударами. «Или у Бориса неприязнь к наркоманам, или счёты за порезанную руку» — подумал Артём, пытаясь разнять дерущихся, и следя за кинжалом.
— Прекратить! — завопил Ефрем.
В бою Захар не уступал Борису. Будучи более слабым физически, он компенсировал это ловкостью и холодным оружием, в умение с которым уже никто не сомневался. Здоровяк озверел, взбешённый он схватил руку с кинжалом, и сильным ударом выбил оружие.
Изогнутый клинок полетел по дуге прямо на край стола, раздался звон — точно стекло — и рукоять осыпалась.
— Нет! — с жалостью дрогнул голос Захара, он вцепился в своего противника с пущей злобой.
Грохнул выстрел, отрезвив всех, и холодный ствол прижался к затылку Бориса, который готов был добить врага, сидя на нём.
— Хватит! — Ефрем перевёл Глок на Захара.
«Познакомились с сослуживцами, блин!» — с досадой подумал Артём, присев к кинжалу.
— Чёрт! — взвизгнул он, прервав напряжённую тишину.
Борис слез со своего противника, а Захар подскочил к своему оружию, но потом так же отлетел обратно.
— Не может быть, — Ефрема увиденное поразило не меньше.
На земле под столом, в осколках прозрачного, однако, стекла, в зелёной вязкой жиже, рядом с железным клинком, лежал человеческий палец.
Это был самый настоящий безымянный палец, который видимо неплохо сохранился за большое время, судя уже по ржавчине клинка.
— Палец… — Ефрем достал полиэтиленовый пакет с красной линией замка, и сложил туда находку, — Ты знал об этом? — обратился он к ошарашенному больше всех Захару.