— Френтос, братишка… — оторвал его от раздумий голос Гона, сопровождаемый менее заметными им хлопками по плечу.
— А? Ты чего-то хотел? — все-таки выпил из своей кружки, все это время прижатой к губам, он.
— У тебя все хорошо?
— А как же.
— Ну ты…этого…
— Задумался, что ли? — лежал на столе верхней половиной тела корчмарь, блаженным лицом расплывшись по столу.
— Немного. — поставил кружку на стол Френтос, уже задумчивее щуря глаза. Алкоголь отпускал его слишком быстро, а с трезвостью возвращались и ненужные мысли.
— Выпьем за то, что Френтос подумал! — вдруг закричал Гон.
— Вооооот! Это уже событие. — поднял кружку Макаун.
Собака разразилась уже громким лаем.
— А ты заткнись, а то на закуску пустим! — пригрозил ей кулаком ее хозяин, Гон.
Сложно сказать, сколько еще времени продолжался этот акт алкоголизма, ведь время все больше замедлялось вокруг этой едва живой компании, и, по мере этого, все больше из этого времени выпадал Френтос. В начале он пил более крепкие напитки, и поэтому быстрее опьянел. Теперь же, когда вся компания перешла на напитки легче, трезвость вновь рисовала перед его глазами картины прошлого, как ни странно, связанного с его братом Сокконом. Невозможность помочь ему теперь по известным причинам раздражала его, и он все время пути волновался за его судьбу. Он был на сто процентов уверен, что брат его в опасности, и ему наверняка необходима помощь Френтоса. Чем больше времени проходило, тем больше он волновался, думая, что каждая секунда может стать для него последней, и он никогда не простит себя за такую задержку в будущем, если брат его пострадает.
— Корчмарь? — серьезно обратился он к довольному лицу, единственному оставшемуся от корчмаря на столе.
— Да-да, чего желаете? — так же блаженно улыбался тот.
— У тебя есть что-нибудь совсем крепкое?
— Вроде «Источника Марконнор»? — вдруг откликнулся Лирой.
— Чего?
— Чего, спрашиваешь?.. — задумался Лирой.
«Что с памятью у этого пацана?» — подумал Френтос.
— Я помню, что это какой-то очень крепкий напиток, который я когда-то пил. Уж он то был лучше, чем вся эта брага. — продолжил Лирой.
— И где ты такой нашел? — уже не отрываясь от стола, бурчал едва живой от алкоголя Гон.
— Как-то я бывал в таверне, где его подавали. Я выполнял там заказ…кажется, на каких-то Хемир. Сестер-Хемир. Так они назывались. Вот уж не знаю, почему я вдруг про это вспомнил. От той истории я больше ничего и не помню. — внимательно осмотрел дно своей пустой кружки он.
— У тебя проблемы с памятью? — подчеркнул Френтос.
— Кажется, что так. Я даже не знаю, как сюда попал. — тяжело и грустно вздохнул Лирой, почему-то глядя на свои руки, явно выделяющиеся страшными волнистыми шрамами под рукавами на запястье. — Уверен, что шел куда-то, и собирался сделать что-то очень важное. А теперь…просто пустота. Да еще и бухаю. Как обычно.
— Да…Хотел бы я знать, куда сам иду. — допил пиво из кружки Френтос, окончательно решив, что окружающую его компанию ему уже не оживить, и пить с ними дальше толку нет.
Он встал из-за стола настолько аккуратно, что даже не перевернул его вместе со всей посудой и самым разным мусором — на пол свалился только уже уснувший корчмарь. Поднятый им грохот на секунду оживил и Макауна, который изо всех сил старался оставаться в сознании, но из-за противоречий того сознания с его организмом, уже и сам едва держал глаза открытыми. Никак не успокаивающаяся собака совсем под своим хозяином Гоном, и без того едва держащегося на стуле, готового в любой момент на нее упасть, почему-то только теперь молчала как убитая, только грустными глазами прижатой к полу морды глядя на раскачивающееся от каждого своего дыхания тело хозяина.
— Было, конечно, очень весело, но мне пора в путь. — стараясь выглядеть настоящим дворянином, изобразил неловкий, но безусловно невероятно грациозный, поклон Френтос.
— Ага… — выдавил из себя Гон, уже героически стойко стараясь тихо побороть рвотные позывы.
Больше никто из собравшихся на слова Френтоса реакции не произвел. Они были уже слишком пьяны.
— Наверное, мне тоже нужно идти. Знать бы еще куда… — вздохнул Лирой.
Френтос прошел мимо него, со звоном расталкивая вокруг себя пустые бутылки ногами, сам уже отряхиваясь и оттирая тут и там выделяющиеся на фоне темно-серого бахалиба кляксы от коньяка, водки, и, в большей степени, пива. В промокшей до ниточки одежде он был уже слишком уязвим к сквозняку, идущему из закрытых, но кое-где дырявых дубовых дверей. Такой дырявой была почти вся корчма — у ее хозяина явно не хватало денег на ее ремонт. Хотя, судя по еще висящей в углах под потолком паутине, проблема корчмаря была точно не в деньгах, или, по крайней мере, не только в них. О том же говорило и его лежащее на полу лицо истинного ценителя алкоголя и сомелье собственного пола после постоянных попоек.
— Сходи в Ренбир. Там тебе наверняка найдут занятие. — кинул напоследок Лирою Френтос, уже быстрым и тяжелым шагом твердых ботинок с металлической вставкой по скрипучим голым доскам пола покидая корчму.
Лирой, разумеется, не ответил ему, хотя и серьезно задумался над его словами. Вдруг его почти осенило, что именно в Ренбир он и собирался идти, но не был уверен, куда ему идти в самом городе. До туда путь был не близкий, и ему придется потратить не менее двух суток, чтобы дойти до туда пешком. Мысли об этом только больше забили его голову — он даже не мог вспомнить, каким образом он добрался до корчмы, и как вообще раньше передвигался по миру, что уж говорить он пути к Ренбиру. В его голове буквально гулял ветер. Временами, этот ветер принимал в его сознании вполне материальный облик, и он даже видел в нем что-то похожее на человека, старого, с седыми волосами, закрывающими глаза. И, в то же время, все меньше этот облик напоминал ему облик человека.
Слабый теплый ветерок дунул в лицо выходящего из корчмы чуть подмерзшего Френтоса, а в глаза ему ударил золотистый, уже не столь яркий от времени суток солнечный свет. Облака пропадали в небе буквально на глазах, и совсем уж быстро за горизонт уходило солнце. Только его свет нес тогда окружающему миру хоть какое-то тепло, да и то становилось его теперь совсем мало. Расплавленным золотом отражалась в огромной грязевой луже впереди, на распутье, то вечернее небо, под которым то и дело в разные стороны пролетали птицы, кто каркая, кто чирикая, но все делая это как-то особенно беспокойно, будто не находя себе укрытия от предчувствуемой ими грядущей бури, и потому просто мечась кто куда. Ветра уже почти не было, и то, что встретило Френтоса в дверях, больше было похоже на простой легкий сквозняк. Совсем уже не колыхалась трава, не шуршала листва, и вся природа вокруг той корчмы затихла, как в самой корчме затихли и все ее посетители вместе с хозяином. Это можно было бы назвать идиллией, если не брать в расчет поднимающийся храп корчмаря из дверей позади Френтоса, и совершенно точно если не брать во внимание самого Френтоса, пускай нарушит он эту тишину только через несколько секунд, да довольно резко.
— Ты закончил? — вдруг едва не порезал уши Френтоса своей внезапностью и резкостью раздавшийся спереди металлический голос Ультры.
Едва не подскочив на месте, Френтос не сразу заметил стоящего как раз перед ним, около пустого стойла для коней, объятого в громоздкие тяжелые черные доспехи человека, так и стоявшего на грязной развилке без малейших признаков жизни. По его виду сложно было сказать, чем он занимался то время, пока Френтос сидел в корчме, что теперь нельзя было узнать даже по выражению его лица, ведь под его полным шлемом не было видно даже глаз. Единственное, что в нем достаточно очевидно изменилось за то время — из больших металлических ножен на его спине пропал меч, рукоять которого раньше очень заметно выглядывала из-за его правого плеча. Зачем он оставил Френтоса одного, да на целые полтора часа, тому было тоже не понятно, и был он этим страшно недоволен.