— Неужели!? Где тебя носило!? — возмущенно и зло развел руками Френтос.
— Я ждал тебя…здесь. Время. — как всегда нечленораздельно говорил Ультра, при этом даже не шевелясь.
— Какое время? Ты что, сидел тут все полтора часа? — уже в шоке опустил руки Френтос.
— Нет. Один час.
— И ты не мог просто зайти внутрь и позвать меня?
Ультра, многозначительно, молчал. Френтос, однако, значения того молчания так и не понял. Все равно, даже он не мог спорить с молчанием, и поэтому, и чтобы не вызывать лишних конфликтов, он тоже решил промолчать. У него просто не было на это времени, и с ходу не было сил возмущаться.
— Ладно… Ладно. — глубоко вздохнул Френтос. — И что ты делал все это время?
— Ждал. — однозначно ответил Ультра.
— А до этого?
— Послание. Важное.
— Что за послание?
— Гм. Ничего…важного.
— Да чтоб ты сгнил! — все-таки не выдержал Френтос, сокрушенно махнув руками.
— Нужно идти.
— Пешком?
— Да.
Не дожидаясь реакции Френтоса, Ультра спокойно, но вполне активно, развернулся, и пошел налево по грязевой, но вполне сухой дороге. Зло прищурив глаза, Френтос тихо наблюдал за его движения, пока сам не решил, что долго стоять на месте не может, частично даже виня за задержку себя самого. Ультра был, как вы уже поняли, крайне неразговорчивым человеком, и вряд ли бы нашел в своей голове слова, способные отвлечь Френтоса от попойки, тем более в столь шумной компании. Он бы просто не смог их перекричать. Это даже не мои предположения — Френтос сам пытался мысленно его оправдать, потому как сам по себе старался думать о окружающих его людях заведомо лучше, чем должно после первого знакомства. Этому его научил Соккон, каждый раз приводя ему различные примеры из жизни каждый раз, когда Френтос плохо о ком-либо отзывался. Это можно было назвать профилактическими беседами от человека умного к человеку, так скажем, мало думающему перед совершением необратимых действий. Каждый раз, когда Френтос говорил что-то вроде «Что за охреневший пацан? Давно с кувалдой не общался?», Соккон объяснял ему, что человек, вполне возможно, пережил что-то страшное в прошлом, что на всю жизнь его изменило, но из-за чего он стал более отзывчивым к своей семье, если таковая у него есть, много помогал знакомым людям или бедным, и так далее, приводя ему множество самых разных примеров. Все эти истории были основаны не на пустых предположениях, а на, в средней степени, заметных фактах, легко обрабатываемых сильным анатилическим умом Соккона, тем более легко, заумными словами и стилем речи, склонявшими доверчивого Френтоса к своей точке зрения. Подобное у Соккона редко удавалось лишь с Тарготом, на все разговоры о прошлом людей отвечавшим «Не важно, что было в прошлом. Важно, какой человек теперь.», что буквально рушило все дальнейшие дискуссии, ведь и сам Соккон был частично с этим согласен. Мозгоправная терапия Таргота, в виде тяжелой оплеухи, точно помогала людям в разы эффективнее тысячи слов, и Френтос не раз случайно себя на нее подписывал.
Дорога к Дафару, по бокам закрытая высокими елями, теперь была совершенно прямой, и совершенно точно не была длинной. Насколько помнил сам Френтос, разбрасывая под собой ногами твердую грязь, теперь не сбавляя скорости шедший за вновь молчаливым Ультрой, сам город был уже недалеко, и они легко узнают его даже за кронами деревьев по большой каменной стене, которой некогда местные жители отгораживались от соседних владений Хемир, где Френтос и останавливался в прошлом. В самом Дафаре он был лишь однажды и ему город, в общем, очень понравился. У него была своя необычная атмосфера и даже собственная флора. В городе росли совершенно диковинные растения, в нем был необычный климат. Жители в Дафаре, мягко говоря, тоже были людьми непростыми, и у них были свои непростые обычаи. Многих радостей жизни в Дафаре Френтос узнать так и не успел, поскольку слишком манящей была рука Таргота, за шиворот вытащившая его сначала из борделя Хемир, а затем и из города обратно в Кацеру, но он был даже рад вернуться туда теперь, пускай даже по странным делам, и со столь странным спутником.
Было еще довольно светло, чтобы не увидеть впереди, по окончанию дороги, где уже кончалась бесконечная и непроглядная гряда деревьев, начало той самой стены, теперь, правда, куда меньшей, чем то, какой ее запомнил Френтос. Чистые поля следовали за деревьями до самого города, и даже они состояли из одного песчаника с редко проглядывающими под песком желтыми растениями, чаще всего острыми, похожими на можжевельник, едва живыми сухими кустами. Здесь и вправду было куда жарче, чем где-либо еще в Ирмии, но было это описание не только воздуха — явно горячо было и в самом городе, откуда за версту доносились веселые крики местных жителей. Даже с расстояния в сотню метров Френтос видел повышенную активность тех людей, деятельность которых с каждой секундой делала окружающие их городские стены все меньше и меньше, и, судя по звукам, они этому сами только радовались. Город уже сиял светом кристаллов и факелов, и жители его точно собирались продолжать свое действо всю ночь, для того уже подготовив все необходимое освещение. Френтосу стало заметно веселее от вида такой картины, ведь разрушение, в купе с драками и алкоголем, всегда были одними из его любимых развлечений. Если жители Дафара эти развлечения не только поддерживали, но и во всю исповедовали — в городе с ними ему точно не придется скучать, и веселье хотя бы отвлечет его от раздумий о судьбе Соккона на время, пока Ультра будет решать в городе свои «невероятно важные», как саркастично думал Френтос, дела.
Сам же Ультра продолжал идти вперед совершенно серьезно, всего час назад получив сообщение о состоянии Дафара от своего коллеги Серпиона, Бога Природы, и как раз раздумывая о его содержании. Он не мог рассказать всего Френтосу, но надеялся, что тот не наделает глупостей сам, тем более заметив, насколько очевидно странные вещи происходят в городе, и сам все без труда поймет. Цель Ультры была ясна ему самому, и только теперь он понимал, что кто-то может ему помешать, и причинить вред его помощнику, чего он точно не хотел. И он все еще не мог решить, должен ли он этому помешать. Ультре стоило как следует продумать все свои будущие действия, или согласовать их с тем, кто на самом деле поручил ему привести Френтоса в Дафар. Город был уже совсем близко, и, если один из них ошибется, обратного пути для них обоих оттуда может уже не быть.
Глава 2: Веселый городок
Вакханалия. Пожалуй, это было самое точное слово, о котором вдруг подумал Френтос, и которое лучше всего описывало окружающее его и Ультру действо у бывших стен Дафара. Звон бубнов и балалаек, флейт и даже гармошек — какофония самой разной музыки, звучащей совсем едино и симфонично, из разных мест, даже разных частей города, сливаясь в одну единую мелодию, саму настолько веселую и энергичную, что даже ее исполнители, тут и там следующие за остальной толпой, двигались только вприпрыжку и подтанцовывая, разбрасывая ногами окружающий песок в разные стороны. Френтос и Ультра еще даже не дошли до самого города, но Френтос уже всем телом чувствовал заводную энергию той музыки, тем более воочию наблюдая теперь, как она наливала энергией тела местных жителей, без продыху старающихся над сносом не только городских стен, но и некоторых домов собственного города. Читателю может показаться логичной перестройка города из такового с относительно небольшими стенами и большими домами в нечто более укрепленное, с мощными стенами, но почти без домов. Приближалась война, и весь мир уже знал об этом, то и дело, сплачивая целые народы, всячески стараясь как следует к ней подготовиться. Даже по пути от Ренбира к Дафару Френтос видел немало поселков в Ренбирских полях, жители которых точно следовали этой схемы. То же, что происходило в Дафара как у ворот, так и вообще на каждом метре песчаных улочек, на перестройку похоже пока не было, и о том только ярче говорили беспорядочные движения жителей, их веселые лица, и тем более музыка. К стилю их разбора города кувалдами тоже было немало вопросов, ведь из тех осколков, на которые они разбирали все свое окружение, вряд ли потом можно будет собрать для города новые укрепления. Так они сгодятся только на папье-маше без толики прочности.
Танцуя под музыку своих также танцующих с музыкальными инструментами сожителей, местные мужики и даже явно городские девушки, наплевав и на безопасность, и на чистоту, кружили с оружием друг вокруг друга, совсем не боясь ранений и травм, с разбегу то и дело отправляя старый белый камень бывших городских стен высоко в воздух, и без того везде сухой и горячий, как головы самих жителей. Даже если те камни падали на кого-то другого из веселой толпы, они не переставали смеяться, между собой так и продолжая обсуждать самые разные, но постоянно веселые, темы. Ультра даже не смотрел в сторону этих людей, пока Френтос остановился у самого бывшего входа в город, где когда-то был серьезный пропускной пункт, с широко раскрытыми глазами, даже сам уже кивая головой в ритм исполняемой жителями мелодии. Он поймал общий настрой, и с большим удовольствием глазел на рисующуюся рядом, буквально в пяти метрах от него, картину танца со строительным инструментом молодых Дафарских, как принято загорелых и красивых, девиц. Жительницы этих краев от природы имели разбойничьи черты как внешности, так и характера, и их умению обращаться с оружием могли позавидовать даже старые вояки, всегда шедшие на врага в войнах в авангарде своей армии. Но, в отличии от тех же вояк, местные девицы были одеты очень открыто, уже мокрые от пота и налипшего чаще на плечах и спине песка блестя на солнце, своим видом очаровывая падкого на подобное Френтоса, тем более презентуя свою красоту окружающим весельчакам грациозным танцем. Только одно тогда сбило Френтоса с мысли о их танцах, и, вместе с тем, едва не сбило его и Ультру с ног. С криками мужиков «Посторонись!», в их сторону пролетела груженая мусором из кирпича, камня, и строительного шлакоблока новая приятная на вид качественная телега, немного подскакивая на неподатливом песке, несущаяся прямо к остаткам городских стен ниже по склону дорогу, с горки набирая все большую скорость. Френтосу, стоящему ближе к дороге, тотчас пришлось последовать совету мужиков и «посторониться». Слишком уж резво деревянные колеса телеги разрезали под собой песок и его основу на метр ниже, уже наверняка твердую как камень.