В это время в подземелье мессир Морэ и его подручные палачи готовили к казни молодых людей. Слегка зашивали им рваные раны, а также остригали волосы.
Палачи мессира Морэ сделали просто месиво из лиц братьев, носы разбиты, глаза заплывшие. Руки и ноги были закованы в кандалы и скреплены цепью перед собой.
Братья подымались наверх по винтовой лестнице почти на ощупь.
— Помолись, брат, скоро все закончится, — раздавался тихий шепот Филиппа, пытавшегося поддержать и успокоить своего брата.
На выходе из заклятого подземелья солнечные лучи ударили в глаза, отчего Филипп и Горден зажмурились, хотя глаза и так были заплывшие от регулярных побоев. Им было больно смотреть на солнце, а понимание, что скоро их ждет смерть, сковывало их лучше любых кандалов, со стороны казалось, что братья смирились со своей участью.
Дав им немного пройтись и прийти в себя после ужасов подземелья, их усадили в стальную клетку на повозке с черным пологом, закрывающими братьев от сторонних взоров. Повозка медленно двинулась по направлению к центральной площади. Братья про себя молили господа бога, чтоб их мучения быстрей закончились, они не знали, что им уготовано.
Повозка въехала на улицы города, где за темным пологом слышались улюлюканья толпы, от этого страх Филиппа и Гордена еще больше усиливался. Повозка резко остановилась, и занавес полога открылся, давая братьям возможность осмотреться. Подошел один из палачей и открыл стальную клетку, и по одному, их затащили на построенный к этому времени помост.
Палачи сорвали с братьев всю одежду, толпа с удовольствием за этим наблюдала, а крики, улюлюканье и веселый смех неслись из каждого угла. Братьев привязали к огромным деревянным колесам, и палачи на помосте встали, ожидая дальнейших приказов, скрестив руки на груди.
Горден плакал, ему это казалось несправедливым, хотелось верить, что все это происходит не с ним, что это все какая-то ошибка. Даже поддержка брата не помогала ему успокоиться.
Филип же был, наоборот, спокоен, он прекрасно понимал, что смерть у них не будет легкой, но его губы продолжали шептать молитву, обращенную к богу, с просьбой подарить легкую и быструю смерть и избавить от мучений.
Мессир Морэ ожидал возле лестницы на помост. Гул толпы начал немного успокаиваться, все ждали продолжения. В этот момент на площадь въехала еще одна повозка, вслед за которой тянулся кортеж из двух карет в сопровождении пятидесяти тяжеловооруженных солдат. В одном из экипажей прибыли граф Карл Алиронский и герцог Линский, во втором же граф Генрих Валерианский и барон Беннет Гегенский. Остальные члены совета остались в замке, поскольку не хотели смотреть на кровавое зрелище.
Из кареты легко выбрался герцог Линский, возвышаясь над горожанами, он был расслаблен, и на его лице блуждала легкая улыбка, его же брат Карл оставался сумрачен, а его движения скованными.
Стражники разгоняли копьями горожан, освобождая проход к помосту для благородных. Толпа расступилась и прибывшие проследовали в сопровождении плотного кольца из охраны к помосту, где на отдельной площадке были приготовлены для них удобные места.
Вдруг к помосту подошел мессир Морэ с двумя солдатами, которые вели впереди себя двух человек в длинных плащах. На головах у них темнели большие капюшоны, надетые так, что лиц не было видно. Подойдя к помосту и встав неподалеку от круга, в котором располагалась вся знать, мессир Морэ махнул рукой, дав команду к началу казни.
На помост поднялся глашатай и начал говорить четко поставленным голосом, он не пытался перекричать людей, но с каждым сказанным словом толпа затихала, прислушиваясь.
— Они совершили злодейство, они попрали все законы и покусились на честь и достоинство людей, приютивших их, дававших им кров и хлеб в доме своем. Ибо, как сказано в святом писании, если кто согрешит и сделает что-нибудь против заповедей Господних, чего не надлежало делать, и сделается виновным и понесет на себе грех. И воздастся им кара за грехи их.
Глашатай, закончив свою речь, удалился с помоста.
А палачи приступили к своей работе, подтащили ящик со специальными принадлежностями для пыток и казней и достали оттуда по здоровенной дубине. Подойдя к братьям Даттон, они синхронно как будто по команде нанесли сокрушительные удары по голеням.
Послышался хруст раздробленных костей. Из уст несчастных вырвался вопль боли. После чего тем же способом были раздроблены предплечья рук. От болевого шока Филипп и Горден начали терять сознание, их головы опустились на грудь.