Станислас-Андре Стееман
Последний из шестерки
ГЛАВА I
«МИР ПРИНАДЛЕЖИТ НАМ!»
Сантер обнял Перлонжура и повел в комнату.
– Садись, старик! – сказал он, подвигая самое удобное кресло. И еще раз с волнением повторил: – Старик!
Перлонжур сел, бросив на стол шляпу с плащом. Сантер буквально пожирал его глазами.
– Ну как? – не выдержал он наконец. Но Перлонжур не отвечал.
За пять лет бурных скитаний он ничуть не постарел. Все те же светлые, непокорные волосы, все тот же упрямый лоб, все тот же холодный взгляд голубых глаз и этот обиженный, насупленный вид, способный обескуражить кого угодно.
Сантеру так хотелось прижать к груди вновь обретенного друга! Но что-то удерживало его, мешало подойти к Жану, снова обнять его. Он никак не мог решиться на это. В глазах Перлонжура Сантер видел настойчивый вопрос, и от этого взгляда ему стало не по себе, он томился, поправлял манжеты, пытаясь отыскать нужные слова или хотя бы принять достойный вид. Подумать только, пять лет!..
– Старик, дорогой, как же я рад тебя видеть! – молвил он без особого энтузиазма.
– Я тоже рад, – вежливо ответил Перлонжур.
– Ты нисколько не изменился… Лицо немного вытянулось, и глаза посветлели… В плечах, мне кажется, стал пошире… Вот и все.
– Да, – сказал Перлонжур. – Это все!
Он встал и, сунув руки в карманы, прошелся по комнате. Чувствовалось, что ему не сидится на месте.
– Ты давно здесь?
– Да дней восемь… Нет, девять, – сказал Сантер. Перлонжур остановился у окна и стал выстукивать на запотевших стеклах какой-то марш. Потом, не оборачиваясь, спросил:
– Достиг всего, чего хотел?
Жоржу. Сантеру показалось, что голос его прозвучал как-то неуверенно, приглушенно.
– Да, я… Теперь я богат, Жан!
– Очень богат?
– Да, очень.
Перлонжур повернулся наконец, горькая складка притаилась возле его губ.
– Поздравляю! – сказал он. И, помолчав, добавил:
– Тебе всегда везло…
Сантер в замешательстве, чуть ли не с упреком взглянул на него. Эта встреча рисовалась ему совсем иной. Его огорчало, что он не может дать волю своей радости, отпраздновать вместе с другом величие предпринятого дела, а главное, воздать должное собственному успеху.
– А ты?.. – спохватился он вдруг.
С невозмутимым видом Перлонжур вытащил из кармана одну-единственную сигарету и закурил ее, воспользовавшись самой обычной металлической зажигалкой.
– Я?
Он выпустил в потолок кольцо дыма.
– Пфф!.. Гол как сокол.
И не дав Сантеру опомниться, продолжал:
– Ты удивлен? А между тем этого следовало ожидать. Разумеется, у меня были взлеты и падения. Зато теперь…
Он пожал плечами.
– Прекрасно, – заявил Сантер. – Я заработал достаточно, так что хватит на двоих, на троих и даже на шестерых!
Перлонжур тряхнул головой.
– Нет! Узнаю тебя, Жорж, но отказываюсь. Через неделю снова уйду в море. Не хотелось пропускать назначенную встречу, только видишь ли…
Сантер ударил кулаком по столу.
– А ну, хватит! – крикнул он. – Ты что, забыл наш уговор?.. Не могли же мы все разбогатеть… Если сложить нас с тобой, получится нечто среднее… И это по чести, уверяю тебя!
Он схватил руку Жана и крепко сжал ее.
– В счастье и несчастье, помнишь?.. Наш девиз!.. Давай рассказывай, Жан.
Перлонжур покачал головой.
– Да нечего, Жорж, рассказывать. Нечего. Я проиграл, вот и все! И хочу…
Голос его стал резким.
– Я хочу один расплачиваться за это. Что же касается остальных… Если среди них найдутся такие, кому повезло не больше, чем мне, надеюсь, они поступят точно так же и не станут ничего требовать, хотя бы из чувства собственного достоинства. Будет чертовски несправедливо, если тем, кто добился успеха, придется взваливать на себя заботу о других. Ты славный парень, но настаивать совершенно бесполезно.
– Идиот, – проворчал Сантер.
Он был вспыльчив, и отказ Перлонжура вывел его из себя.
– Согласно уговору, уговору, который ты поклялся выполнять…
Однако друг не дал ему договорить и, взяв за руку, устало сказал:
– Оставь! У нас еще целая неделя для споров. Может, к тому времени и другие подоспеют… Ну а сегодня я, конечно, счастлив видеть тебя…
Он произнес эти слова с привычным для него выражением лица: замкнутым, холодным, немного обиженным, и Сантер сразу же забыл обо всем на свете, даже о причине своего внезапного гнева. Прежде из всех пятерых его товарищей Перлонжур вызывал у него наименьшую симпатию, но в эту минуту он воспылал к нему поистине братской любовью, смутившей его самого, к тому же он не знал, как ее выразить.
Часы пробили восемь, и это вывело его из затруднения.
– Ты прав, – заметил он. – Давай хоть сегодня порадуемся нашей встрече. Восемь часов… Приглашаю тебя на ужин в «Бореаль».
Перлонжур нахмурил брови.
– «Бореаль»? Это что такое?
– Шикарный ресторан, старина… Наверно, ты давненько не заглядывал в такого рода заведения, а ведь раньше-то был, помнится, завсегдатаем.
– Да, давненько… – в задумчивости проговорил Перлонжур, беря в руки плащ со шляпой. – Пошли!
Через пять минут они уже были на улице. Погода стояла теплая, в темноте вспыхивали огни реклам.
Приятели шагали бок о бок, с упоением вдыхая свежий воздух. Походка у них была мягкой, упругой. Шли они молча. Стоило ли разменивать на слова переполнявшую их радость: да, им вновь довелось встретиться в славном старинном городе доброй старушки Европы, оба выглядят отлично, и нет у них других забот, кроме как провести вечер в ярко освещенном ресторане, рассеянно внимая ритмам джаза.
Едва переступив порог «Бореаля», Перлонжур оттаял. Их появление привлекло всеобщее внимание, две или три молодые женщины, разнаряженные, словно жертвы, приготовленные для заклания, повернули слегка головы, чтобы получше разглядеть этих широкоплечих, загорелых парней, с глазами, отражавшими блеск неведомых небес: казалось, они явились прямо из Гонолулу или с Мадагаскара.
За неделю Сантер уже успел освоиться с городской жизнью. Перлонжур же испытывал необычайное удовольствие, выбирая меню, советуясь с метрдотелем, расспрашивая о марках лучших вин. В конце концов он не устоял и попросил Сантера, сидевшего спиной к стене, поменяться с ним местами, чтобы иметь возможность рассматривать зал и наслаждаться изысканностью модниц.
– Ну и платья, – смущенно заметил он, – небеса Китая меркнут в сравнении с ними!
Его намерение уехать тут же обратно, снова уйти в море подвергалось – он сознавал это – тяжкому испытанию. А уж после омара по-американски даже ему, бунтарю, жизнь показалась не только сносной, но и вполне приятной, о чем он, не удержавшись, тут же поведал Сантеру, взиравшему на друга растроганным взглядом.
– Газету! – потребовал Перлонжур.
Он наскоро, с видом человека рассеянного или слишком занятого просмотрел по диагонали первую страницу. Потом сложил газету и сунул в карман пиджака.
– Недурное винцо!.. Не то, что там…
– Где? – осторожно спросил Сантер.
– Да во Франциско! – сдался наконец Перлонжур. И он выложил все.
Сантер слушал его с восторгом. Время от времени то или иное имя, вырвавшееся, словно снаряд, вызывало у него приятную дрожь. Он тоже предался воспоминаниям, вновь переживая минувшие пять лет: где он только не побывал в погоне за богатством!
Теперь он его получил, добился. Пожалуй, он был богаче любого азиатского принца. Да, он возвратился, скоро, должно быть, вернутся и остальные четверо. Удалось ли им преуспеть? Или они, подобно Перлонжуру?..
Мимо прошла женщина в наброшенном на плечи манто из лис, в воздухе остался аромат ее духов.
– Духи Асунсьон, – машинально отметил Сантер. Перед глазами его возник образ женщины, сидевшей не так давно в том самом кресле, куда два часа назад он усадил Перлонжура; Сантер снова видел ее, видел ее серое муаровое платье с оборками, нитку розового жемчуга на золотистой шее… Асунсьон… Неужели он ее любит? Увы, эта женщина не для него и, вероятно, никогда не будет принадлежать ему.