Кроме Лены и Лангового, в купе ехали еще: полная дама - жена владельца лесопильного завода, сорокалетняя железнодорожная дама с пледами, холодными котлетами и дорожными разговорами, и горный инженер - маленький короткошеий человечек лет тридцати двух, в серой штатской тройке и форменной фуражке с молотками. Фуражку инженер снимал, только когда ложился отдыхать; перед тем как лечь, он спрашивал разрешения у дам. У него были круглая подвижная голова с темно-русым ежиком, живые умные глазки, и весь он смахивал бы на ежа, если бы не широкий, с вывернутыми ноздрями нос его. Это был типичный низовой инженер - не из тех, что управляют и проектируют, а из тех, что работают в шахтах, - в манерах его было что-то грубоватое, в разговоре он часто употреблял простонародные выражения. Но инженер, видно, любил свое дело, - всю дорогу он штудировал изрядно потрепанный курс горного искусства в двух томах, черкал красным и синим карандашом, ставил на полях вопросительные и восклицательные знаки. Впрочем, инженера интересовали и многие другие явления природы и жизни, - так, например, на станции Угольной инженер купил в буфете десяток слоеных мясных пирожков. Он принес их в засаленной газетной бумаге.
- Откушайте, - сказал он неожиданно тоненьким голоском, простовато вывернув ладошку, - чудные пирожки. Угольная всегда ими славилась. Я тут всегда их покупаю. Очень чудные пирожки... Ну, правда, теперь уже вкус в них не тот, что в царское время, при царском, так сказать, режиме, теперь уж и мясо не то, и тесто не то, и масло не то, а все же хороши, - ласково говорил он.
От пирожков все вежливо отказались; инженер сокрушенно покачал головой, выложил пирожки на столик и углубился в курс горного искусства.
Присутствие этих людей мешало Ланговому говорить с Леной, но Лена все время чувствовала на себе его горячий, вопросительный взгляд и, чтобы избежать разговора с ним, не выходила на станциях. Стоило ей выйти в коридор, Ланговой следовал за ней как тень.
- Неужели вы не послушаете меня, не поверите мне? Как мне убедить вас? - говорил он со страстью.
Однажды Лена грубо сказала ему, что он мешает ей пройти в уборную.
На станции Угольной поезд долго стоял, потом пришел кондуктор и попросил закрыть окно.
- Зачем? - наивно спросил инженер.
- Бывает, обстреливают... - с угрюмой застенчивостью сказал кондуктор.
- Какой ужас!.. - воскликнула дама. - Неужели каждый поезд?
- Почти каждый, особливо, если с войсками...
- Какой ужас! Когда я уезжала от мужа, ничего этого не было. Подумать только, какой ужасной стала жизнь!.. Я гостила у сестры в Посьете, на корейской границе, и там тоже неспокойно. Говорят, корейцы восстали против японцев. Русские корейцы прячут беглых из-за границы, ночами то и дело выстрелы, грабежи, - просто ужас! - говорила она, кутаясь в плед. - Когда вы только избавите нас от всего этого!..
Она кокетливо косилась на Лангового.
Ланговой холодно смотрел на нее. Инженер весело жмурился, - дама эта почему-то всю дорогу очень забавляла инженера, он охотно вступал с ней в разговор и делал при этом какие-то мелкие жесты рукой, точно трогал даму лапкой, как котенок игрушку.
На ближайшей станции после Угольной группа военных проверила пропуска. Поезд тронулся. В купе стало напряженно тихо. Такая же напряженная тишина чувствовалась во всем вагоне и, должно быть, во всем поезде, - ни разговоров, ни хлопанья дверей, - только размеренно стучали колеса, да где-то в диване тоненько позванивала пружина. Инженер, лежа, читал свое горное искусство, дама тяжело вздыхала, - слышно было, как у нее урчит в животе. Ланговой брезгливо и зло смотрел в одну точку. Лена, не чувствуя опасности, сидела, глядя в окно, облокотившись о столик.
Поезд шел по глухим местам - синие хребты, холмы с черными и зелеными квадратами полей, голые скалы, леса с еще не распустившимися почками, озера в сухих прошлогодних камышах, редкие хутора, заимки, белые палатки военных пикетов.
Иногда поезд с грохотом врывался в ущелье, - Лена замечала собственное унылое лицо в окне и машинально припудривалась.
Поезд пересек долину, - возле моста через речку валялись под откосом сломанные теплушки, колеса; поезд, все замедляя ход, пошел на подъем по холмистой местности в кустарниках и перелесках.
Лена впоследствии так и не могла вспомнить, с какого момента началось это, - так все вышло неожиданно и неправдоподобно после этой белокурой женщины с золотистым пушком на затылке и детским шитьем в руках. Кажется, Лена увидела кучки людей с ружьями, перебегавшие с одного холма на другой, потом показались белые дымки в кустах, послышались какие-то трескучие звуки, сливавшиеся со стуком колес, и сразу вслед за этим часто и сильно затрещало в хвосте поезда. Перед Леной со звоном рассыпалось стекло, едва не поранив ее. Дама испустила вопль и, как мешок, упала на бок.
- Уйдите от окна!.. - не своим голосом закричал Ланговой и с силой отдернул Лену за руку.
На мгновение она увидела его сузившиеся колючие глаза, каким-то образом он очутился на ее месте, закрывая ее своим телом, - он держал в руке револьвер и смотрел в разбитое окно, в которое явственно доносился теперь треск из кустов и из хвоста поезда. Поезд, скрипя и лязгая буферами, двигался резкими толчками, пытаясь убыстрить ход, но точно прыгал на месте.
Инженер, медленно отложив томик горного искусства, сел и внимательно посмотрел на даму, лежавшую на боку. Убедившись, что она просто лишилась чувств от испуга, он посидел некоторое время, держась руками за диванчик, скосив голову, глядя одним глазом в пол, как петух, рассматривающий зерно перед тем, как клюнуть. Потом подмостил повыше подушку, лег и снова взял томик горного искусства. Впрочем, он тотчас же отложил его и посмотрел на Лангового.
- Вы не вздумайте стрелять, - спокойно сказал он, - дам напугаете... Ишь как пары даст, - любовно сказал он про паровоз и, покосившись на Лену, подмигнул ей.
Поезд перевалил гору и, убыстряя ход, помчался под уклон. Некоторое время слышны были еще выстрелы в хвосте поезда, где ехали солдаты Лангового, потом все смолкло. В вагоне захлопали дверьми, послышались голоса и топот ног в коридоре.
- Все живы? - спросил кто-то, отворяя дверь в купе.
- Достаньте нашатырного спирта - здесь одна дама в обмороке, - сказала Лена.
Все так быстро произошло, что Лена не успела испугаться, только в глазах ее появилось удивленное выражение. Некоторое время спустя она подумала, что среди людей, обстреливавших поезд, могли быть отец и Сережа, и мысль эта взволновала ее.
Даму привели в чувство.
- Я умираю... - говорила дама, обливаясь слезами.
Краска и пудра растекались по ее увядшему лицу.
На ближайшей станции Ланговой пошел проверить, нет ли жертв среди солдат. За ним выбежал и горный инженер.
Инженер вскоре вернулся.
- Трое убито и человек с десяток ранено, двое тяжело, - с удовольствием рассказывал он, поблескивая своими живыми глазками, - а из пассажиров никто не пострадал. Только, говорят, в одном вагоне свалилась с третьей полки корзина с яйцами и контузила в голову священнослужителя...
Через некоторое время поезд прибыл в Шкотово. Инженер достал из-под изголовья бумажный сверток, накинул пальто.
- Мне тут одному знакомому на станции посылочку передать, словоохотливо пояснил он, - вы уж присмотрите, пожалуйста, за моими вещишками...
Но, очевидно, инженер заговорился со своим знакомым: поезд простоял в Шкотово более двух часов, а инженер все не появлялся. Наконец поезд тронулся, а инженера все не было.
А когда контролер, кондуктор и проводник раскрыли оставшийся после инженера потертый чемодан, весь заклеенный багажными квитанциями и гостиничными ярлыками, обнаружилось, что чемодан набит опилками, прикрытыми сверху газетной бумагой.
XLV
От станции Шкотово поезд прошел около десяти верст и остановился посреди леса. Уже вечерело. Оказалось, что впереди разобран путь. Поезд задним ходом пошел обратно в Шкотово. Там он простоял всю ночь.