Выбрать главу

- Как Бредюк под Спасск-Приморском? Он же возле Шкотова? - удивился Алеша.

- То другой Бредюк, - досадливо отмахнулся Петр, - наш Бредюк - это пришлый казак из станицы Аргунской, а есть под Спасском другой Бредюк, крестьянин, тот еще почище нашего...

- Вон что! - рассмеялся Алеша. - А у нас их за одного принимают. То-то он в героях ходит. Ну, и арапы!.. Да бог с ним, дело не в Бредюке. А не такие дураки враги наши, чтоб Уссурийскую дорогу оголять. Бросят они из города на рудник хороший полк японцев с артиллерией и не только на рудник вас не допустят, а всю вашу армию в Перятине разгонят...

- Очень хорошо. Ну, а если мы выйдем всей силой на линию, разве тогда они не бросят против нас японцев с артиллерией? По-моему, бросят, если возможности у них будут... Но ведь полки-то им не только против нас надо бросать, а и на Амур, и в Забайкалье, и в Сибирь. Да им бы еще нужней эти самые полки на Урал бросить! Почему же не бросают они полков пока что? Ты сам знаешь почему. Видал лейтенанта?

- Эдакая наивность! - с сожалением сказал Алеша и покрутил ежовой своей головой. - Да ежели вопрос ребром станет: либо мы, либо японцы, - думаешь, Америка не согласится лучше на японцев? Да те самые американцы, кои с нами заигрывают сейчас, будут вместе с японцами драться против нас, как миленькие. Они, брат, дотолкуются!..

- Так ты с того и начинай. Чего же ты мелочишься? Ты и скажи: мы, дескать, в областкоме так расцениваем силы интервентов, что в успех восстания не верим, а заодно уж выдай и то, чего вы не договариваете: и в победу советских войск не особенно-то верим...

- Ты глупостей не говори и на мировой масштаб дело не своди, - сердито раздув ноздри, сказал Алеша. - У нас с тобой, чтоб эти силы измерить, весов нету. Победа советских войск зависит и от наших успехов. А у японцев интерес тут на Дальнем Востоке особый. Против советских войск они полки-то навряд ли бросят, а против нас - наверняка. Ежели мы силы в кучу сведем, нас они окружат и разгромят в два-три маневра. Это надо понимать!

- Ежели, ежели... - холодно передразнил Петр. - Строить тактику на формуле: "а что, ежели, а что, ежели", - это сидеть сложа руки. Вот ежели оправдается твое "а что, ежели" и против нас бросят серьезные японские силы, тогда боя мы не примем, а распадемся на мелкие отряды - на то мы и партизаны. А пока силы эти не брошены, а будут ли брошены и когда, мы не знаем, мы будем бить врага в самое сердце...

- Так, так... Сначала, стало быть, отряды вместе ссыплете, а завтра, стало быть, снова рассыплете? - с усмешкой сказал Алеша. - Эх, Петя, Петя! И рад бы медку хватить твоими устами, да не думаю, чтобы организация у вас была так поставлена, эдакие операции проводить: сегодня свожу, завтра развожу! Эдак с массами не обращаются. Насмотрелся, брат, я на твоего Бредюка: не больно-то он годен для эдаких операций. А он у вас, оказывается, еще и не один!

- Довольно странное рассуждение. - Петр с деланным недоумением пожал своими квадратными плечами. - По-твоему выходит, что если командиры наши любят атаманствовать, так лучше и не пытаться их организовать, а поощрять их атаманство?

- Что за вздор?

- Да как же иначе? Разве дело в мелких или в крупных отрядах, как это вы там пошло придумали? Дело в централизованном руководстве. Отказаться от такого руководства - значит отдать движение на волю стихии, обречь его на вырождение, на атаманщину, на произвол...

- Зачем отказаться? Да и видали мы твое централизованное руководство! не выдержал Алеша. - Уж не Хрисанфа ли Бледного имеешь ты в виду? Посылаешь какого-то стихоплета в отряд к Бредюку, стихоплет дрожит перед Бредюком, как осиновый лист, и смотрит ему в рот, а ты тут сидишь и воображаешь, что осуществляешь централизованное руководство! Зачем этот самообман, Петя?

- Да, приходится посылать и Хрисанфа Бледного, когда не хватает людей! - воскликнул Петр, стукнув своим тяжелым кулаком по столу. - Но Бредюк-то знает, что Бледный не сам по себе, что за Бледным ревком, а за ревкомом мы. А без этого сознания Бредюки растащат все движение по кускам!..

- Нет, ты обожди, - сказал Алеша, беря Суркова за рукав, чувствуя, что Сурков начинает злиться, - давай-ка, брат, говорить начистоту. Что мы в областкоме, эсеры, что ли, сидим, не понимаем, что должен быть у движения большевицкий центр? Затем ты сюда и послан, чтоб создать его. Но самообман начинается там, когда ты сам начинаешь верить, что удастся тебе в самом тылу контрреволюции, под штыками всего международного капитала создать какую-то крестьянскую республику с централизованной армией...

Слова о крестьянской республике вырвались у Алеши невольно, - он тут же сообразил, что этих слов не следовало бы говорить Петру, но было уже поздно.

- Какую крестьянскую республику?.. - тяжело сказал Петр, вставая, и румянец плитами выступил на его мясистых щеках. - Вон, оказывается, что вы о нас думаете! Нет, брат, уж если ты хочешь начистоту, так я тебе прямо скажу: эта ваша программа стихийной партизанской борьбы есть действительно чистейшая эсеровщина и капитулянство, да! Я, конечно, по человечеству понимаю, - продолжал он, повышая голос, - понимаю, что вы там под непосредственным давлением интервентских штыков вконец запуганы и деморализованы, но тогда извольте не валить с больной головы на здоровую, тогда извольте...

Алеша только что хотел поправиться, что о крестьянской республике он сказал шутя, но последние слова Петра ужалили его в самое сердце.

- А такую крестьянскую республику, - вдруг взвизгнул Алеша, вскакивая, - а такую крестьянскую республику, когда ты думаешь, что без победы в городах удастся тебе создать тут свободное мужицкое царство и разрешить земельный и национальный вопросы и с этими своими бомбочками и спичечками занимать рудники, железные дороги, города!.. Да нам нанесут такой...

- Вот оно, вскрывается ваше действительное отношение к восстанию! загремел Сурков. - Вы ни черта не поняли из того, что поднялось в стране! Вы не поняли коренного перелома в настроении крестьянства, живете старыми, заскорузлыми представлениями времен чешского переворота, вы...

- А вы обманываете массу! - гневно кричал Алеша. - Да, да, обманываете массу, сулите ей скорую победу, вместо того чтобы объяснить ей, что предстоит еще долгий, мучительный путь борьбы!

- Нечего, брат, свое неверие в победу маскировать сроками борьбы! Мы-то готовы и к долгим срокам, потому что знаем, что движение непобедимо, а вы в движение не верите, но хотите соблюсти благородное лицо. Вы хотите и рыбку съесть, и...

- Извини, брат! Извини, брат! Говорить массе правду, что обстановка для победы еще не созрела, это не значит не верить в победу, а это - выполнять революционный свой долг перед массой... В июльские дни в Петрограде, когда стихийно поднялись массы, большевики сумели возглавить их и удержать их от ложного шага, большевики сумели...

- Июльские дни не тем знамениты, что большевики уговаривали массу, - со сдержанной яростью отвечал Петр, - а тем, что большевики сумели превратить это выступление в подготовку к октябрьскому восстанию, а не ползли окарачь, как вы сейчас ползете, напуганные размахом движения...

- Вот именно, что в подготовку, вот именно, что в подготовку! вцепился Алеша. - А вы тут воображаете, что наступил срок всеобщего победоносного восстания, вот что вы воображаете, - и ставите массу под опасность разгрома, вот что вы делаете! Это мальчишество и преступление!

- Ну, знаешь что, - с холодным бешенством сказал Петр, - если ты так считаешь, спорить нам нечего. Можно немедленно созвать ревком, и ты проводи там, что тебе угодно, а мы будем делать по-своему. У нас тысячи людей под ружьем, и спорчики нам проводить некогда. Если угодно, могу сначала фракцию созвать...