Я услышал, как мать встала с подоконника, вздохнула, словно после успешно завершенного дела, и пошла куда-то в глубину дома. Я больше не хотел рисковать. Спустившись в сад, я залез в окно. Тетка так и осталась на веранде.
Встав засветло, я сразу же бросился к загадочному клену. Вблизи в нем не было ничего особенного. Обычный старый, толстенный ствол, весь в трещинах и вмятинах, а выше — мертвые ветки. Что же она делала здесь вчера ночью? И почему эта странная машина остановилась именно возле него? Я принялся осматривать ствол сантиметр за сантиметром. И тут вдруг заметил небольшое дупло. Точнее, там были и другие, но все они поросли мхом и были завалены каким-то мусором или беличьей шерстью, а это почему-то выглядело совершенно пустым, словно его нарочно почистили. Прямо рядом с деревом, на слое подсохшей грязи в водосточном желобе у обочины, виднелись свежие отпечатки шин. Они располагались так близко к дереву, что водитель наверняка прижался к нему дверью — как я тогда в туннеле Линкольна.
Может, именно из-за воспоминания о туннеле вдруг пришла в голову странная идея. Я стал обеими ногами в колею, согнул колени, присел, будто сижу в машине, и протянул руку в воображаемое окно. Рука уперлась прямо в странное дупло.
Я долго отгонял от себя мысль, что теперь знаю все наверняка. Понадобилось все время поездки в автобусе до города и половина рабочего дня в библиотеке, чтобы усвоить факт, очевидный каждому любителю третьесортных детективных фильмов: мать оставила что-то в дупле, а водитель, остановив на секунду машину, протянул руку, выхватил это «что-то» и поехал дальше.
Прервал мои размышления мистер Кэй. Проходя по залу каталогов, он приглашающе кивнул — мол, «загляни ко мне».
Выдумав какой-то предлог, я тут же побежал к нему. Стоило зайти, как он тотчас метнулся к двери и щелкнул замком. Выглядел он гораздо лучше, хотя черные круги под глазами и не исчезли. Он был куда более энергичен, и даже постоянное страдальческое выражение лица тоже как будто почти пропало. На столе перед ним лежал конверт, а в конверте — мой слайд.
— Как ты впутался в это дело? — спросил он без всяких предисловий.
— Да так, нашел… — ответил я, все еще надеясь обратить дело в шутку.
— Где?
Голос его звучал настойчиво и строго. Я промолчал.
— Ты знаешь, что означают буквы «TS» в правом верхнем углу?
— Нет.
— «TS» — это TOP SECRET, «совершенно секретно». — Он пошарил в ящике стола и извлек лист бумаги. — Твой чертеж относится вот к этой системе.
На листке был изображен беглый, неточный набросок какого-то большого механизма.
— Я срисовал это с правительственного обращения к техническим фирмам. В нем объявлялся конкурс на выполнение различных работ, связанных с неким секретным проектом. Засекреченные детали были опущены, но я кое-как их восстановил, по своему разумению, конечно…
Больше всего этот набросок напоминал какую-то большую турбину.
— Это что, мотор? — тупо спросил я.
— Нет. Это ракетный двигатель.
— Ракетный?!
— Да. «Ажитатор» или «агитатор», кто как произносит. Вообще-то он называется FM-40, но для сенаторов, утверждающих бюджеты, «ажитатор», видимо, звучит благозвучней. Об этой разработке много спорили в газетах, но ее техническая сторона до сих пор является государственной тайной. Я нарушаю закон тем, что рассказываю тебе об этом, ты нарушаешь закон тем, что держишь у себя слайд, ну а самый главный нарушитель — конечно, тот, кто его потерял.
Он снова поднял слайд на свет:
— Эта штука, что здесь изображена, сообщает ракете вращательный эффект. В результате та летит, крутясь вокруг собственной оси, как гигантский винт. Добавь к этому соответствующую боеголовку, и ты получишь…
— Но если проект засекречен, откуда вы все это знаете?
Мое недоверие, казалось, ничуть не обидело его. Видно, он все-таки очень хорошо ко мне относился.
— Я когда-то сам этим занимался.
— Разве вы инженер?
— Не совсем…
Мне ужасно хотелось расспросить, как он оказался директором библиотеки, что привело его в этот обшитый деревянными панелями, тесный и малопрестижный кабинет. Но были дела поважнее. Что делать с этим проклятым слайдом? Мистер Кэй, видимо, угадал мои мысли.
— Я бы на твоем месте немедленно его сжег и попробовал выбросить все это дело из головы, — негромко сказал он.
Именно так я и собирался поступить. Тревога за мать была куда сильнее любопытства к этим отходам отцовского шпионского ремесла. Видимо, выражение моего лица выглядело достаточно красноречиво, потому что он вдруг осторожно сказал: