— Мальчик, который приходил продавать дядину Агаду сеньоре Тамаре. Кто он?
— Боюсь, это было моей ошибкой. Я занервничал. У меня тоже есть слабости, я уже говорил об этом. Что касается этого мальчика, некоторые вещи должны оставаться тайной, как ты думаешь? Его имя Исаак. Он хороший, милый ребенок. Это все, что я могу тебе сказать.
— Ну, а записка, выпавшая из твоего тюрбана… Она на самом деле касалась графа Альмирского или этого Исаака?
— Еще одна тайна, разгадку которой я тебе не дам. Прости.
— И теперь, когда ты получил своего Платона…?
— Я уеду ночью, как и собирался. В экипаже до Фару. Ты можешь забыть обо мне.
— Я не позволю тебе уехать, — замечаю я.
— У тебя нет выбора. — Диего хлопает развернутым плашмя лезвием ножа по плечу своего раба. — Мой новый охранник тощий, но отчаянный, — сообщает он. — Ему не захочется возвращаться к старому хозяину. Он запихивал ему в рот удила. Бил его и трахал без всякой жалости. Говорят, он даже знает какие-то заклинания. Настоящий чернокожий каббалист, если хочешь знать. Наверное, из одного из потерянных колен. Тебе стоит просто посторониться и дать нам пройти. Или все кончится тем, что твоя душа окажется разлучена с телом так же, как случилось с господином Авраамом.
— И лужа крови у меня на груди. Я никогда не забуду того, что ты с ним сделал!
— Слова поэта. Твои или Фарида?
Диего берет со стола два переплетенных в кожу тома. Он посылает раба перед собой. Африканец припадает к земле, вытянув нож и трость на уровне груди, и скользит вперед.
Фарид выстукивает по моей спине:
— Ты берешь раба, а…
— Нет. — Я бросаю кинжал на пол, оборачиваюсь и хватаю Фарида за занесенные руки.
Он отталкивает меня, показывая:
— Что, по-твоему, ты делаешь?!
— Идите! — кричу я Диего. — Я не смогу его долго держать!
Я обхватываю Фарида за талию и пригвождаю его к стеллажам книг. Хотя он все еще сжимает в руке кинжал, я знаю, что он никогда не поднимет его на меня. Он отчаянно сопротивляется, пытаясь вырваться, и я снова кричу:
— Убирайся, демон, пока я не передумал!
Всей невероятной силой жажды отмщения я прижимаю Фарида к стене. Диего вместе с рабом бегом выбираются из лавки.
— Ты сделал верный выбор, — шипит мне убийца.
Я закрываю глаза, словно пытаясь скрыть грех, когда засов на двери с щелчком отодвигается. Ночной воздух, резкий и сухой, дует нам в лицо.
— Возвращайся в ад, Диего! — шепотом говорю я себе.
— Берекия!
Голос Фарида доносится до моего слуха, неровный, дрожащий, но ясный, словно молитва.
Одновременно он хватает меня за плечо, и на меня накатывает старая боль. Неловко ударив его, я заставляю его потерять опору.
Дверь со стуком закрывается. Мы одни. В моей груди поднимается теплое и горькое удовлетворение.
Фарид вскакивает на ноги, глядя на меня горящими глазами. Я протягиваю ему раскрытую ладонь, предлагая мир, беру его за плечи.
— Ты говорил! — показываю я с улыбкой: это кажется чудом, венчающим весь этот бессмысленный кошмар, знак свыше, вероятно, показывающий мне, что я верно распорядился судьбой Диего.
Резко жестикулируя, Фарид говорит:
— Потому что ты его отпустил. Теперь все впустую. Все пропало. Разве что нам удастся…
— Не волнуйся, — показываю я. — Диего ошибся. Некоторым людям можно доверять. Вот увидишь.
На улице стоит сеньора Тамара, дрожащая, босая, в одном ночном платье. Фарид обнимает ее, я же вижу Диего, бегущего позади своего раба по улице Ювелиров в сторону Новой Королевской. Луна освещает его, придавая ему сходство с таящимся зверем, созданием ночи, почуявшим охотников. Обращаясь к себе, я шепчу слова Иеремии:
— Города его сделались пустыми, землею сухою, степью, землею, где не живет ни один человек, и где не проходит сын человеческий.
— Но он же уходит! — стонет сеньора Тамара, поднимая на меня умоляющий взгляд.
Ее слова опаляют мои внутренности жестоким сомнением. Я принимаюсь было идти, но потом перехожу на бег, словно ища дядю.
Неожиданно справа возникает тень. Несколько бесконечно долгих мгновений она преследует Диего, демонстрирует профиль, полускрытый под шляпой, подбирается ближе. Блеск металла. Поднятая рука. Когда она падает, Диего оседает на мостовую. Сухой ветер доносит на меня звук, напоминающий стук в дверь рукой Симона, затянутой в перчатку. Но ему не дано достичь врат моего сострадания.
Фарид, бегущий бок о бок со мной, вытягивает вперед руку, когда я перехожу на шаг. Он показывает: