— Недоразумение, — бросила Рейчел.
— Что с тобой, Дикон? — перед тем, как произнести имя, старик сделал короткую паузу. — Нам лучше уходить отсюда. Я развяжу тебя, и мы уйдем, здесь есть окно. Ты сможешь оторвать доски, выберешься и поможешь мне — я слышал, что они не стоят под этими окнами.
— Я вам не слуга, Штанцлер. В кабинете Катарины вы кричали также, но я — не Катарина, — произнесла Рейчел уже второй раз за сегодняшний странный день. — Если меня развязать и дать мне оружие, я убью вас, поэтому не пытайтесь создать видимость, будто бы нам с вами по пути…
— Ты слышала! — горестно охнул старик.
— И знаю, как вы с вашей Катариной ко мне относитесь! Хотя разве теперь это имеет значение… — она пошевелила затекшими кистями рук и поняла, что сбежать не получится. Ни из этого дома, ни от самой себя. — Но я не шлюха и не служанка для вас, я всегда преследовала собственные цели! Если вы хотите помочь мне лишь для того, чтобы потом прятаться за моей спиной, пока не удастся удрать в Дриксен, запомните это!
— Рейчел…
— Отец мне сказал перед Ренквахой, чтобы я не доверяла вам, и я всегда следовала его совету, но я думала, что вы просто ошибались из-за старости…
— Только не суди мою дочь! — трусливо выкрикнул Штанцлер и зачем-то встал.
Девушка продолжала сидеть и смотреть на него снизу вверх, чувствуя лишь усталость, отголоски боли и омерзение. Какое ей дело до дочери Штанцлера? Отвечать не хотелось, как и продолжать беседу, но почему ее бросили здесь? Наверное, старик и сам не знает, бесполезно его спрашивать.
— Рейчел, пожалуйста…
— Для вас — герцог Окделл, — устало и твердо сказала она, с ненавистью глядя в морщинистое жалкое лицо. — Я много притворялась, лгала, убивала, я не верю в рисованного Создателя, но все это время я создавала видимость того, что иду по вашей тропе. Моя любовь к Рокэ Алве и стремление защитить Надор сделали свое дело и теперь мне не о чем жалеть. А вас я знать не желаю, и неважно, что случится теперь.
— Только скажите мне об одном, — теперь его взгляд стал умоляющим, — что она сказала вам?
— Я вас не понимаю.
— Что вам сказала Ее Величество? — старческое дребезжание стало раздражать. — Катарина Оллар, Леони Штанцлер. Моя дочь.
Собираясь ответить резко и достойно, Рейчел снова подняла голову, но тут мерзко скрипнула облезлая дверь, и вошли четыре человека. Карваль шагнул в кабинет, по-бычьи наклонив голову, остальные застыли возле захлопнувшейся двери.
— Здравствуйте, герцогиня Окделл, — коротко бросил комендант, не глядя в сторону пленницы. Внимание его было приковано к Штанцлеру, и девушка не понимала, почему.
— Почему я здесь? — вместо приветствий и расшаркиваний следовало кинуться в бой, но встречаться взглядом с Карвалем ей отчего-то не хотелось. — Отвезите меня в Багерлее, сударь, если я в чем-нибудь виновата.
— Там вам не место.
— Рейчел! — взвизгнул впереди старый обманщик, и сразу же пугающе грохнуло.
От неожиданности девушка вздрогнула, а потом оторопело уставилась на упавшего на спину Штанцлера. Все, что она смогла увидеть, это кровь на истоптанных темных досках, быстро текущая из развороченного лба, а еще почувствовать запах сгоревшего пороха и плесени. Дриксенский лжец погиб быстро и внезапно, не успев полностью осознать этого, но Рейчел была рада и не сомневалась, что Мирабелла бы разделила чувство дочери, пусть и не поощряемое Создателем.
— Почему не место? — акцентировать внимание на смерти старика не хотелось, а в хищном спокойствии Карваля крылось что-то опасное и хотелось поскорее выяснить его замыслы. — Первый маршал пытался меня туда отвезти.
— Нет уж, — хмыкнул кто-то за спиной коменданта, — хватит с монсеньора седых волос.
— Или с вас бессмысленных убийств, прикрытых именем Великой Эпинэ, — глухо произнесла Рейчел, подняв голову и глядя на ту же серую стену.
Карваль перезарядил пистолет и промолчал, но за его спиной раздались недовольные возгласы, и она брезгливо поморщилась.
— Ах ты…
— Пиявка надорская!
— Из всех королей выпила кровь — теперь нашу Катарину!..
— Помолчите, — резко оборвал крикунов комендант. — Альдо Ракан, конечно, не король, хоть и на трон вскарабкаться успел, только видать прабабка его еще какой шлюхой была.
Дрожь по телу, сливающаяся с обжигающим жаром — откуда? Волнение, страх, злость или все собрано воедино? Закололо в горле, холодная рука сжала сердце, но Рейчел Окделл уже ничего не боялась, потому что Карваль лгал. В Альдо текла кровь Раканов, но на Изломе может оставаться только один Ракан — поэтому он и погиб!
— Нет, — отозвался Карваль, выслушав ее версию случившегося в Нохе, — он погиб по собственной глупости.
— О ваших бесчинствах узнает Рокэ Алва! — горячо пообещала Рейчел. — Если Эпинэ нет дела… Он приедет, и я ему скажу…
— Да зачем ты нужна Алве? — от удивленной злости голос Дювье стал визжащим, как у базарной торговки. — Он тебя и знать не хочет, уехал подальше от твари! — гневно припечатал он последнее слово и под осуждающим взглядом генерала замолк.
Они знают… Генерал упомянул своим бешеным собакам, о том, что убийца — переодетая в мужское платье девчонка… Сердце заколотилось еще сильнее, но главное теперь не подавать виду того, что на душе царят боль и страх, она не должна бояться этого… этих…
— А теперь, Окделл, слушай внимательно, — заговорил Карваль, и его суровый голос прозвучал в напряженной тишине почти страшно. — Ты слишком опасна, но ради монсеньора и его невесты я все еще могу тебя отпустить. Герцогиню Окделл, эсператистку, отрекшуюся от своей дурной силы. Герцог же отсюда живым не выйдет. Ты заигралась с Альдо в древности, а твой родич поплатился за это жизнью, так что больше никто по твоей милости не умрет. С женщинами древних кровей я не воюю, в отличие от тебя…
— Катарина — дочь древнего рода?!
— Выбирай, — чесночник пропустил ее возглас мимо ушей, — что дороже: жизнь или мужские тряпки. Я считаю до шестнадцати, а ты думаешь, потом пеняй на себя, если не успеешь. Один.
Осторожно скользнули в рассудок предательские мысли о согласии, ведь разве не о спокойной размеренной жизни в Надоре, вдали от правительственных интриг, мечтала она недавно? Даже если забыть про гордость…
— Два.
Рокэ простит ее, они поженятся и уедут в Кэналлоа, навстречу вечному лету, а их второй сын унаследует Надор.
— Три. Четыре.
Но романтические причудливые сплетения девичьих мечтаний всегда рассеиваются, подобно ветру, о суровую реальность. Она один раз уже поверила в любовь и дружбу, поверит ли еще раз? Поверят ли в нее?
— Пять. Шесть.
А как же древние знания, неужели последний носитель крови Лита откажется от Скал? Никогда еще прежде насильно Повелителя не заставляли исповедовать ненавидимую религию, нельзя сдаваться и ей…
— Семь.
Она не оставит свои Скалы, каких бы благ ей не обещали! Грешно тратить древнее на ложное, а Честь Скал — на размеренное спокойствие и ежедневную, вплоть до старости, скуку… Скалы предавать нельзя! Со всех сторон одобрительно шумели камни, утратив свое равнодушие — они любили Повелительницу, за ее твердость духа и храбрость, они приветствовали ее снова.
— Восемь.
— Не проиграть, когда победить нельзя.
Слова сорвались с ее губ настолько внезапно, что Карваль прервал счет и молча посмотрел на нее. А вместе с ним на девушку холодно взирали Эстебан Колиньяр, Оскар Феншо, Альдо Ракан, Реджинальд, и все прочие люди, погибшие по ее вине. Стало понятно, что это конец, но теперь уже сердце не колотилось — наступила пора гневного ожидания. Она произнесла свой приговор.
Глядя на четыре направленных ей в грудь пистолета, Рейчел поспешила подняться и прислонилась к стене, потому что ноги предательски подкашивались. Кэртиана не предаст, камни отомстят. Они радостно поют, веселятся, но, когда Карваль отвернулся, счастливый гул Скал перешел в яростный рык.
— Если ты плевала на Создателя, обойдешься без молитв.
— Стреляйте и будьте прокляты.
Генерал коротко кивнул солдатам, а потом грохнули четыре нестройных выстрела. Пули быстро, мягко и больно вошли в тело, и Рейчел, зачем-то шагнувшая вперед, почувствовала, как снова охватил жар. А потом холод. Как быстро все меняется… Камни! Камни пели и зло смеялись, готовые убивать, мстить, пить кровь убийц своей Повелительницы.