— Спокойно, юноша, — уголок рта маршала дернулся вверх, в глазах на миг сверкнул задор. — Сейчас он всплывет и будет звать на помощь. — Тапо, — окликнул он худощавого кэналлица, бросив ему золотой талл. — Вы — отменный пловец, вытащите этого господина, но не раньше, чем он об этом попросит.
— Ну и негодяй же вы! — усмехнулся беззлобно Эмиль Савиньяк.
— Не спорю. Смотрите, кажется, на дне реки ему не понравилось. Запомните, юноша, настоящее отчаяние не ходит под руку с болтовней. Желающий умирать расстается с жизнью молча.
— Но ведь зима на носу, — озаботился Эмиль.
— Ничего, льда еще нет, да и солнышко светит… Глотнет касеры и порядок! — прозвучавший ответ был полон бодрого веселья
Рокэ улыбнулся Рейчел, та улыбнулась в ответ, а потом стала смотреть, как Тапо, сбросив сапоги и мундир, плывет к утопающему. Схватив порученца за шиворот, он потащил его к берегу — к хохотавшим гвардейцам. Последние притащили сухие плащи и фляжки, а потом извлекли Жиля первым — тот чихал, дрожал и отплевывался, имея теперь необыкновенно жалкий вид. Рейчел мысленно сравнила его с продрогшим надорским воробушком.
«Воробушек» съежился и поднял на Алву затравленный взгляд, когда тот окликнул его.
— В следующий раз вы отправитесь в ближайший дом скорби. Вы меня поняли?
Ничего не сказав, Понси с кислым видом кивнул.
— А теперь дайте ему касеры, — маршал вручил Тапо еще несколько монет. — Мы ночуем в Фрамбуа, поторопитесь!
Городок Фрамбуа располагался в шести хорнах от Олларии, но, несмотря на его малые размеры, жили здесь богаче, чем на севере — вот и все, что Рейчел о нем знала. Ее разрывали противоречивые чувства: трудно было смириться с последним обстоятельством. Ничего, когда она вернется в Надор, после службы, то сможет всерьез заняться благоустройством как старого замка, так и провинции, если матушка не хочет ничего решать и предпочитает экономить на дровах и еде. Так думала Рейчел, пока вместе с Рокэ, впереди стройной кавалькады, ехала по главной улице города. Это был столичный тракт и по обе его стороны тянулись дома. Перестав размышлять, девушка принялась смотреть по сторонам и читать вывески. «Ощипанный павлин» — наверняка название имело какие-то связи с Дриксен. «Четыре охотника» — тут могли подразумеваться Абвении. «Зеленая карета» — зеленый цвет в Надоре обычно ассоциировался с удачей, хоть и не был родовым, но герцогиня Мирабелла не любила его, поскольку сейчас именно он красуется на гербах Манриков, Валмонов и Колиньяров. При виде вывески «Любезный кабан» Рейчел растерялась, не зная, возмущаться ей или усмехнуться, подобно Рокэ, а вот следующий трактир…
«Талигойская звезда». На вывеске мечтательно и нежно улыбалась синеглазая девушка со светлой косой — так, как никогда не будет улыбаться Рейчел. Поймав задумчивый взгляд оруженосца, Проэмперадор направил коня к воротам трактира.
Навстречу им торопливо шагал румяный трактирщик, донельзя довольный, что сам Первый маршал уделил внимание его трактиру.
— Любезный, вы сможете приютить до утра ораву военных? — небрежно спросил Рокэ Алва.
— У меня восемь хороших комнат, монсеньор… Понравится ли вам?
— Моему оруженосцу понравилась вывеска, а мы неприхотливы. Разместите всех, если места не хватит — отправьте тех людей к соседям. Как вас называть?
— Эркюль Гассинэ…
— Обычно вас зовут папаша Эркюль?
— Да, монсеньор, — с обожанием выдохнул трактирщик.
— Тогда согрейте нам с генералом Савиньяком вина, папаша Эркюль, — скорее попросил, чем приказал Алва, протягивая трактирщику золотой. — Ричард, отведите лошадей в конюшню и присоединяйтесь.
Кое-как девушка отвела Моро и Сону в конюшню, убедилась, что Моро настроен мирно и вроде даже ведет себя хорошо, Рейчел пошла искать эра. Тот был неожиданно весел, это веселье оказалось заразным для Эмиля и Рейчел. Каждый из них рассказал остальным про Лаик и Арамону, глядя, как остальные покатываются со смеху, но эти счастливые минуты оказались недолгими. На улице раздались топот и голоса, Рокэ с тоской посмотрел в окно.
— Из Олларии. Торжественная встреча, — объяснил он. — Только Ги Ариго здесь не хватало.
Эмиль же наоборот обрадовался, потому что вместе с Ги Ариго, Фридрихом Манриком и Людвигом Килеан Ур-Ломбах приехал Лионель Савиньяк, поэтому, в отличие от расстроенного и помрачневшего Проэмперадора закатных тварей он не поминал. Вот раздался скрип ступенек и на пороге возник Ги, улыбаясь приятно и вежливо.
— Талиг счастлив приветствовать своих героев. Надеюсь, дорога не показалась вам слишком утомительной?
— Да нет, скорее наоборот, — вздохнул Алва с той же тоской, — но вот ваш приход удручает, если быть честным.
Далее последовал рассказ о почестях, ожидающих героев Саграннской кампании, и о недельных празднествах, что последуют за ними. Подобного в Талиге не происходило со времен Двадцатилетней войны, и Рейчел почувствовала, как ее уважение к Первому маршалу увеличилось в разы; любовь же, охватившая девушку еще до отъезда из Олларии, такая горячая и неодолимая, сейчас хлынула в душу горячим потоком, и от нее кружилась голова. Пока еще удавалось стоять и сдержанно улыбаться, сдерживая свои чувства, но что делать, когда ей предложат выпить?
— Я благодарен Его Величеству за оказанную мне честь, но я ее заслуживаю не больше, чем другие офицеры и солдаты вверенной мне армии, — сказал Рокэ серьезно и спокойно.
— О, разумеется, не будет забыт ни один из ваших людей. Или вы хотите кого-то отметить особо?
— Отличились все, но есть те, без которых наши успехи были бы немыслимы. Это Его Преосвященство епископ Бонифаций, а также присутствующий здесь генерал от кавалерии Эмиль Савиньяк, сопровождающий бакрийское посольство генерал Жан Шеманталь, который прибудет в Олларию примерно через неделю, оставшиеся в Тронко генерал от артиллерии Курт Вейзель, генерал от кавалерии Хорхе Дьегаррон и полковники Орасио Бадильо и Клаус Коннер. Я готов представить сведения об их заслугах. Отдельно мне хотелось бы назвать герцога Окделла, сбившего из пушки вражеское знамя. Насколько мне известно, за подобные заслуги во время Двадцатилетней войны представляли к ордену Талигойской Розы.
У Рейчел немедленно заалели щеки. Он шутит?! Ведь женщинам не положены награды, и если ее раскроют, то могут обвинить в недостойном для герцогини Окделл поведении. Впрочем, просто так Рокэ Алва ничего не делает, значит это нужно для ее защиты. Поэтому Рейчел не стала возражать. Конечно, это несправедливо, стрелял на самом деле маршал, но…
— Их Величества будут счастливы узнать о подвиге Ричарда Окделла, — с одобрением произнес Ги.
Встреча с почетными гостями продолжалась еще довольно долго, и Рейчел понимала, что уже давно не испытывает к Рокэ Алве чувства, даже отдаленно напоминающего ненависть. Могло, конечно, быть и так, что она затаилась где-то в глубине души и вылезет, когда придет свой час, но явно час этот настанет очень нескоро.
— Я поднимаю этот кубок за Его Величество Фердинанда, Ее Величество Катарину и за королевство Талиг, — этими словами Рокэ завершил прием.
Все ушли спать, в том числе и близнецы Савиньяк, провожаемые задумчивым взглядом Ворона.
— Вот и все, — негромко сказал он.
А потом поймал недоуменный взгляд оруженосца и растрепал волосы девушки, как на Дарамском поле, отчего Рейчел снова захотелось его обнять. Она разливала вино и ничего не успела съесть, зато пришлось выпить несколько бокалов вина.
— Спальни приготовлены, — доложил папаша Эркюль, войдя с подсвечником.
И проводил их в комнату монсеньора, пояснив, что комната для Рейчел — справа.
— Спасибо, — сказал Рокэ, когда они поднялись. — Принесите ужин для молодого господина, а мне — вина, и можете быть свободны. Садись, Дикон, в ногах правды нет. Впрочем, в чем она есть, никто не знает.
Ужин составили холодное мясо, сыр, хлеб, и кэналлийское. Рейчел принялась за оленину, Рокэ потянулся к сыру, и они ужинали молча. Вино девушке понравилось, и, опустошив бокал, она несмело взглянула на герцога.