— Эр Рокэ, а почему вы сказали, что я сбила эту штуку?
— Потому что ты ее сбила.
— Но орден для женщины… это неправильно…
— Все правильно, Рейчел. Неважно, кто ты, важно, что ты заслужила награду. Ты знаешь про свою прабабку? Она была женщиной-воином, и, когда ты выстрелила в этот шар, тоже ею стала.
— Как ее звали? — встрепенулась Рейчел.
— Я не помню имени, но, может, в Надоре знают больше, — Рокэ потянулся за куском хлеба. — Тебе понравилась вывеска папаши Эркюля?
— Не знаю. Я подумала, что никогда не смогу так же мечтательно улыбаться, — вино лишило Рейчел скрытности. — Кто на ней?
— Святая Октавия. Олларианская святая и моя прапрапрабабка. Жена Франциска Первого. Ты читала?
Молча кивнув, Рейчел чуть слышно вздохнула. Октавию нарисовали такой, какой она была в ранней юности, и это было поразительно — откуда у трактирного художника такой потрясающий талант? Давя в себе желание поговорить о своей любви, Рейчел смотрела на эра и молчала, но тот, словно бы все поняв, придвинулся к ней.
— Быть девочкой в окошке — не самая лучшая участь, — проговорил Рокэ, склонившись к ее лицу. — Но давай отложим беседы о достойных и не очень поступках Рамиро Алвы на потом.
— Давай, — легко согласилась Рейчел, прекрасно понимая, что за этим последует.
Она не боялась, опьяненная вином и счастьем, когда эр поцеловал ее, глубоко и страстно, когда появилась решимость потянуть узел синей шелковой ленты, стягивающей его черные волосы, когда он поднял ее на руки и отнес на кровать. Кэналлийца и надорку закружило в диком неистовом вихре греховное сладострастие, и остановиться никто из них уже не мог и не хотел. Разум запутался в похоти.
Тяжело дыша от быстро захлестнувшего ее наслаждения, Рейчел неумело возилась со слишком большими пуговицами и тугими петлями колета Рокэ, пока он не снял его сам. Рубашку оказалось снимать проще, и, к тому моменту, как вещи Первого маршала оказались отброшенными в сторону, Рейчел, ненадолго опомнившись, поняла, что сама обнажена до пояса, и что тонкие пальцы Алвы касаются ее груди, лаская ее. Покрывая неистово-жаркими поцелуями ее открытые губы, шею и плечи, он совсем не думал о последствиях, да и она, выгибавшаяся от его прикосновений и поцелуев, тоже. Пьяным и одиноким совершенно нечего бояться. Но все-таки девушка поежилась от прохлады и легкого, закравшегося в душу, опасения, грозящего перерасти в страх, когда на ней не осталось даже панталон, а к внутренней стороне бедра прижался твердый член Рокэ. Сквозь завесу опьянения неохотно продирался здравый смысл, словно заблудший путник через густой лес.
— Рокэ… — выдохнула она, понимая, что хочет большего и одновременно продолжая волноваться.
— Все будет хорошо, — шепнул Алва в ответ, коснувшись губами ее уха.
Приятно ныло возбужденное тело, и, когда его пальцы скользнули между ее ног, Рейчел уткнулась лицом в его плечо, чтобы не застонать в голос.
— Росио…
Это имя внезапно сорвалось с губ, но тут же забылось обоими, потому что Алва вошел в нее. Он старался быть осторожным, и все-таки боль оказалась неизбежной, поэтому теперь Рейчел вцепилась пальцами в его плечи и спину, стараясь не царапать. Под подушечками пальцев застыли толстые плотные линии шрамов — откуда они?
Она не стонала, а Рокэ лишь тяжело дышал, толкаясь в ней, потому что пьянство — не повод для отмены конспирации. Доведенная до разрядки Рейчел лишь крепче прижалась к нему; Алва же резко отстранился от нее и излился на простыни. Теперь слуги решат, что Первый маршал забавлялся с какой-нибудь симпатичной служанкой, но особо выяснять не станут, так что у Ричарда Окделла все будет хорошо.
Почти всю ночь комната «молодого господина» пустовала — Рейчел, выскользнув из постели Рокэ затемно, наскоро оделась и прошла торопливо в свою комнату, чтобы никто ничего не заметил.
========== Глава 35. Кричащее знамение ==========
Утро началось с головной боли, отягчаемой тем обстоятельством, что под рукой не было спасительного настоя горичника, и воспоминаниями о вчерашнем. Рейчел не стоило так легко поддаваться собственной похоти, неожиданно нахлынувшей, лишающей разума и душевных сил, однако слишком поздно сожалеть об этом. Поэтому, стараясь не думать о последствиях случившегося, Рейчел уделила некоторое внимание своим отросшим темно-русым волосам. Она их давно не стригла и они отросли чуть ниже шеи, если ничего с этим не сделать, то скоро люди начнут узнавать в ней девушку. Только вот цирюльника в этом трактире не нашлось.
Она долго выбирала, забрать волосы в хвост или расчесать на прямой пробор, но в результате поняла, что время, отпущенное для всех на сборе, подходит к концу, и просто постаралась, чтобы неровные пряди не торчали. После этого Рейчел попросила у Эмиля пряжку для плаща, так как прежняя ослабла, и тот с радостью выполнил ее просьбу. Смутил взгляд брата Арно: он смотрел на нее так, словно что-нибудь знал. Неужели…
Да ерунда! Скорее всего, он слышал их с Рокэ возню, вот и…
— Спасибо, — сказала она, резко прерывая свои мысли.
Эмиль кивнул и они разошлись, чтобы чуть позже спуститься во двор «Талигойской звезды», по очереди. Теперь предстояло выбрать лошадь. Перед тем, как они сэром покинули Олларию, Рокэ обещал подарить ей белого коня, но Рейчел приняла его слова за очередную дурную шутку. А зря. Конь был куплен, когда они проезжали Линарэ, и звали его Бьянко. Был он красив и покладист, однако Рейчел привыкла к Соне и к тому же проехала на ней через всю войну.
— Монсеньор, — обратилась Рейчел к Рокэ, могу я оставить себе и Сону и Бьянко? Вы не думайте, я хочу Бьянко подарить Айрис.
— Конечно, — кивнул Алва, видимо и не собираясь возражать, — лучшего подарка для невесты не придумать.
Но радость Рейчел омрачал предстоящий разговор с матерью — та совсем не будет в восторге от того, что ее дочери подарил коня убийца ее отца. Можно выдать Бьянко за военный трофей, да и все.
Их провожал все такой же радостный трактирщик, не сводя с Проэмперадора обожающего взгляда, но Рокэ такого признания не замечал; он выглядел довольно мрачным и суровым. Во вчерашнем ли дело или нет, Рейчел не знала, но и не хотела у него ничего выспрашивать — у них еще будет время, чтобы все обсудить. А головная боль быстро отступила на свежем воздухе.
— Рокэ, — откуда-то появился недовольный генерал-церемониймейстер с раскрасневшимся лицом, — есть такое понятие, как неписаные законы. Победитель должен въехать в столицу на белом коне. Вас будет ждать подобный жеребец у ворот Олларии.
— Фридрих, хватит, — отмахнулся маршал, — вы же знаете, что меня не интересуют никакие законы. Я не потерплю лошадей со стороны.
Фридрих Манрик поджал губы, дернул плечом и отошел, позволив Рокэ беспрепятственно вскочить в седло. И поневоле восхищенная Рейчел залюбовалась своим эром, одетом в маршальский камзол с белоснежными кружевами, с двухцветной лентой через плечо, белый плащ с гербом Олларов и белую шляпу с черным пером. Вряд ли обычно Алве шел белый цвет, но сейчас он выглядел великолепно. А Моро рыл копытом землю и отчего-то злобно скалился. Эмиль предположил, что Рокэ не в духе; Рейчел не стала возражать. Хоть Алва и расточал вежливые улыбки, в его синих глазах сверкал злой холод. Трудно было не догадаться: он злился на себя за ночную несдержанность.
Однако, когда Рокэ посмотрел на нее и кивнул с дружелюбной улыбкой, Рейчел перестала вообще что-либо понимать. Распахнулись ворота, и победители поехали по заполоненной радостными людьми улице, а Рейчел, напоследок посмотрев на «Талигойскую звезду», подумала, что не стоит завидовать надеющейся на счастье юной Октавии, потому что на Изломе у каждого своя беда.
Герцогиню Окделл переполняли слепое счастье и распирающая гордость, когда она с Первым маршалом Талига вступила в Олларию конь о конь. Столпившиеся на улицах горожане встречали их взмахами рук и платков, подбрасыванием в воздух головных уборов, звоном колокольчиков. Сверху звонили тяжело и громко большие колокола на храмах и сторожевых вышках, а балконы и окна украшали ленты и гирлянды из туевых ветвей, с вплетенными в них восковыми и бумажными цветами.