И все-таки было очень трудно. Летчики, не имея возможности из-за болтанки включить автопилот, энергично парировали броски отклонениями штурвала и педалей.
Болтанка прекратилась на подходе к Иводзиме, когда экипаж снова перешел в набор высоты и оставил облака под собой. Словно в насмешку, в облаках начали появляться разрывы, а вскоре они вовсе исчезли. Перед рассветом взошла луна и расстелила на воде серебристую дорожку, терявшуюся где-то далеко в серой мгле.
Над Иводзимой ночь кончилась. Набирая высоту, экипаж как бы заглядывал все дальше за горизонт, из-за которого выкатывалось красное солнце, расплющенное, словно мяч для игры в регби.
Вскоре «Энола» сблизилась на визуальную видимость с «крепостями» Чарлза Суини и Джорджа Макварта. У японцев было очень мало истребителей, которые могли бы достичь высоты полета «сверхкрепостей». Но если бы нашелся такой ас, то «Энолу Гэй» прикрыли бы две «сверхкрепости» с 26 крупнокалиберными пулеметами и 2 авиапушками.
Полет шел строго по плану, отработанному сразу же после получения приказа президента Трумэна приступить к атомной бомбардировке Японских островов. Война подходила к концу, и президент очень спешил опробовать новое сверхмощное оружие на живых людях.
Обстановка, по признанию многих американских военных авторитетов, совершенно не требовала применения ядерных бомб. Япония уже и так дышала на ладан.
Главная цель, которую преследовал американский президент, отдавая приказ летному составу 509-й авиагруппы на сброс «Малыша» и «Толстяка»[59] — запугать весь мир американской военной мощью. И в первую очередь эта угроза была в адрес несговорчивых союзников — русских, которых свежеиспеченный президент Гарри Трумэн ненавидел гораздо больше, чем немцев и японцев, вместе взятых.
— Пусть она только взорвется, — говорил президент своим помощникам, — у меня будет крепкая дубинка для русских парней.
Боясь, что конец войны может застать его среди Атлантического океана (президент возвращался в Штаты с Потсдамского совещания глав государств антигитлеровской коалиции), Трумэн отдал приказ на проведение операции «Серебряное блюдо» с борта крейсера «Атланта» второго августа.
К моменту вылета «Энолы Гэй» президент уже находился в Белом доме и внимательно следил за ходом операции.
2Пять часов утра по токийскому времени. «Энола Гэй» все еще набирает высоту на индикаторной скорости 350 километров в час. Самолет немного облегчился за счет выработки топлива, но все равно проклятая бомба чертовски тяжела. Теперь все три Б-29 идут рядом, подсвеченные красными лучами восходящего солнца.
До заданной высоты 10000 метров еще далеко. Судя по вертикальной скорости набора, «Энола Гэй» достигнет ее не раньше чем через полчаса, после пролета траверза острова Бонин.
В половине девятого утра получено шифрованное сообщение от экипажа Б-29, пилотируемого капитаном Клодом Эзерли. Клод выполнял для них разведку погоды над Японскими островами, выискивая наиболее подходящий объект для нанесения удара.
Штурман Ван-Кирк поколдовал над шифровальными таблицами и доложил Тиббетсу:
— Командир, Клод Эзерли передал, что над Хиросимой облачность всего два балла на высоте 5000 метров и видимость 15 километров.
— О'кэй! Идем на Хиросиму. Штурман, давайте поправку курса.
Решение было принято. «Энола Гэй» взяла курс на Хиросиму. Смерть уже витала над головой Тиэко, с улыбкой слушавшей только что проснувшуюся дочь. Она замахнулась безжалостной косой над головой Сатико, которую мать причесывала перед зеркалом, и над головами сотен тысяч ничего не подозревавших хиросимских жителей.
В девять часов по курсу «Энолы Гэй» сквозь облака прорезались, словно клыки хищника, горные вершины острова Сикоку. Приближался момент, ради которого экипажи «крепостей» не спали в эту ночь.
Парсонс, несмотря на холод в кабине, снова покрылся потом от одной мысли об ответственности, которую на него возложили. Схватив инструмент, он еще раз нырнул в бомбовый отсек, чтобы окончательно убедиться в исправности своего «хозяйства». Парсонс знал, что, не взо- рвись по его вине «Малыш», на создание которого истратили не одну сотню миллионов долларов, ему конец — военный трибунал, позор разжалования, а возможно, и годы тюрьмы…
В 9.12 штурман-бомбардир Томас Фириби нарушил молчание:
— Командир, до сброса остается три минуты.
Об этом он предупредил и экипажи двух других «крепостей», изготовившихся к послесбросовому маневрированию.