— Моя крошка Оттавия! — Ее лицо светилось радостью. — Ты замечательно выглядишь! Ты уже знаешь, что приехал твой брат Пьерантонио? Он очень хочет тебя увидеть! Вы оба должны мне многое рассказать. — Она положила мне руку на плечо и мягко, но живо подтолкнула меня в дом. — Как себя чувствует Святой Отец? Как его здоровье?
Остаток дня прошел во встречах с бесконечной чередой родственников: Джузеппе, старший брат, жил на вилле вместе со своей женой Розалией и четырьмя детьми; у Джакомы и Доменико, которые тоже жили на вилле вместе с родителями, было пятеро детей, и все они съехались из университета в Мессине и интернатов, где они учились. Третий брат, Чезаре, был женат на Летиции, и у него было еще четверо тех еще штучек, которые, к счастью, жили в Агридженто. Пьерлуиджи, пятый, приехал вечером вместе с женой Ливией и пятью детьми. Седьмой, Сальваторе, который шел передо мной, был единственным, кто развелся с женой, но и он появился вечером с троими из своих четверых детей. И наконец, Агеда, самая младшая, которой было уже тридцать восемь, приехала со своим мужем Антонио и с тремя детишками, младшей из которых была моя любимица, пятилетняя Изабелла.
Мы с Пьерантонио и Лючией дали монашеский обет. Сравнение надежд, которые наша мать возлагала на каждого из детей, и жизненного пути, который мы позднее выбрали, всегда вызывало у меня некоторое беспокойство. Похоже было, что Бог наделил матерей даром предвидения для того, чтобы предугадать, что произойдет, или, и это тревожило меня намного больше, Он подгоняет свои планы к желаниям матерей. Каким-то таинственным образом мы с Пьерантонио и Лючией принесли обет, как этого всегда желала наша мать; я до сих пор помню, как она говорила с моим братом, когда ему было семнадцать или восемнадцать лет: «Ты даже представить не можешь, как я была бы горда видеть тебя священником, хорошим священником, и ты мог бы стать им, потому что твой характер замечательно подходит для того, чтобы твердой рукой руководить как минимум епархией», или как причесывала красивые светлые волосы Лючии и нашептывала ей на ухо: «Ты слишком умна и самостоятельна, чтобы подчиниться мужу; тебе брак ни к чему. Я уверена, что ты будешь намного более счастлива, если будешь как монахини у тебя в школе: путешествия, учеба, свобода, хорошие подруги…» И что уж говорить о том, что она приговаривала мне: «Из всех моих детей, Оттавия, ты — самая талантливая, самая гордая… У тебя такой своеобразный, такой сильный характер, что только Бог способен сделать из тебя такого человека, каким я хотела бы тебя видеть». Все это она повторяла настойчиво и убежденно, словно пророчащая будущее сивилла. На удивление, то же самое произошло и с остальными моими братьями и сестрами: их занятия, дипломы, браки, как перчатка, соответствовали материнским предсказаниям.
Весь день я не спускала Изабеллу с рук и ходила туда-сюда по дому, разговаривая с членами моей большой семьи и здороваясь с дядьями, двоюродными братьями и сестрами и знакомыми, которые приходили к нам заранее поздравить моего отца и принести ему подарки. Людей собралось столько, что мне едва удалось обнять и поцеловать его, и я тут же снова потеряла его из виду. Помню только, что отец, на лице которого лежала печать бесконечной усталости, с гордостью посмотрел на меня, шершавой рукой погладил мою щеку, и его снова унесла живая волна. Это было больше похоже на ярмарку, чем на дом.
В конце дня от веса Изабеллы, которая даже из сострадания не захотела слезть с моей шеи, у меня ужасно болела спина. Как только я собиралась поставить ее на пол, она поджимала ноги и обхватывала меня ими, как обезьянка. Когда пришла пора готовить ужин, все женщины отправились на кухню, чтобы помочь служанкам, а мужчины собрались в большой гостиной, чтобы обсудить семейные дела и вопросы бизнеса. Так что я не удивилась, увидев вскоре среди кастрюль и сковород высокую фигуру моего брата Пьерантонио. Я не могла не отметить, что его движения и походка были чем-то похожи на элегантные манеры монсеньора Турнье, архиепископа-секретаря второй секции государственного секретариата. Конечно, между ними было море различий: для начала, один из них был моим любимым братом, а другой нет, но, несомненно, их роднила привычка шагать по жизни в полной уверенности в себе и в своей харизме.