Праздник растянулся ещё надолго. Когда еда кончилась, группа девушек, среди которых была и та, что дёрнула Фарага за бороду, вышла в круг и начала очень необычный танец, в котором они беспрестанно двигали плечами. Это было невероятно! Я никогда не поверила бы, что можно так двигаться, с такой бешеной скоростью и таким поразительным образом, словно у них вывихнуты все суставы. Вместо музыки была простая мелодия, отбиваемая одним барабаном, к которому потом прибавился другой, потом ещё и ещё, пока весь ритм не стал каким-то гипнотическим, и из-за него и из-за выпитого пива у меня всё поплыло перед глазами. Девочка, похоже, решила меня удочерить. Она встала с земли и уселась на мои по-турецки сведённые ноги, будто я — удобное кресло, а она — маленькая королева. Забавно было смотреть, как она придерживала и аккуратно поправляла закрывавшую ей волосы доходившую до пояса накидку, поэтому в конце концов я сама то и дело натягивала её на место, потому что белое полотно никак не хотело сидеть на её чёрных кучерявых волосах. В конце, когда танцовщицы исчезли, она оперлась спиной на мой живот и уселась так, как будто я на самом деле стала её троном. И тогда моё сердце пронзило воспоминание о моей племяннице Изабелле. Как бы мне хотелось, чтобы она была здесь, со мной, как эта девочка! Из затерянной эфиопской деревни, залитой светом растущего месяца и факелов, мой разум устремился к Палермо, и я поняла, что вернусь домой, что рано или поздно мне придётся вернуться, чтобы попытаться изменить положение вещей, и, хоть у меня ничего и не выйдет, моя совесть обязывала меня дать им последний шанс перед тем, как уйти навсегда. Укоренившееся чувство принадлежности к клану, привитое мне матерью, клану с таким же племенным устройством, как у ануаков, не давало мне просто перерубить концы, хоть я и знала, какая ничтожная семья выпала мне на долю.
Когда барабаны умолкли и танцовщицы покинули сцену, в воцарившейся глубочайшей тишине к центру площади неторопливо направился Берехану Бекела. Даже дети перестали шалить и ёрзать на местах и побежали к матерям, чтобы тихонько и неподвижно застыть рядом с ними. Повод был торжественным, и у меня сильно забилось сердце, предчувствуя, что вот-вот начнётся настоящий праздник.
Берехану произнёс длинную речь, в которой, как шёпотом объяснил нам Фараг, говорилось про древнейшие связи ануаков со ставрофилахами. Синхронный перевод Мулугеты и Фарага оставлял желать лучшего, но попросить заменить переводчиков мы не могли, так что нам с Кремнем пришлось довольствоваться половинчатыми фразами и словами.
— Старофилас, — говорил Берехану, — пришли по Атбаре сотни лет назад на больших кораблях… ануаки слово Бога. Эти люди… веру и научили нас двигать камни, обрабатывать… производить пиво и строить корабли и дома.
— Ты уверен, что он это сказал? — шепнула я.
— Да, не перебивай, а то я не слышу Мариама.
— Тогда, честно говоря, не понимаю, почему они покупают пиво в бутылках.
— Оттавия, замолчи!
— Старофилас сделали нас христианами, — продолжил старейшина, — и научили нас всему, что мы знаем. Взамен они попросили нас только… свою тайну и привозить святых из Египта в Антиохию. Мы, ануаки, выполнили… что Мулуалем Бекела дал от имени нашего народа. Сегодня трое святых… по водам Атбары, реки, данной Богом… мы отвечаем за то… и старофилас ждут, что мы выполним наш долг.
Все вдруг оглушительно захлопали в ладоши, а человек пятнадцать — двадцать молодых людей вскочили и как сумасшедшие побежали мимо домов, скрывшись в темноте.
— Так пусть же мужчины уготовят дорогу святым, — с запозданием перевёл Фараг.
Под бой барабанов все пустились в пляс, и посреди праздника какие-то руки подхватили Фарага, Кремня и меня, разделили нас и потащили в разные дома готовить к предстоящей церемонии. Похитившие меня женщины сняли с меня сандалии и брюки, а потом блузку и нижнее бельё, оставив меня абсолютно голой. Потом они оросили меня водой с помощью веника из веток и вытерли льняным полотном. Одежда моя исчезла, так что мне пришлось довольствоваться рубахой, разумеется, белого цвета, которая, слава Богу, доходила мне до колен. Обувь мне тоже не вернули, так что, выйдя из дома, я шла как по булавкам. Я не очень утешилась, увидев, что Фараг с капитаном выглядят так же жалко, как и я. Но меня удивила моя собственная реакция при виде Фарага, я ещё не привыкла к странным реакциям моих гормонов: я не могла отвести глаз от его смуглой, освещённой светом факелов кожи, от его рук с длинными мягкими пальцами, которые отбрасывали с лица светлые пряди волос, от его высокого, стройного тела, и когда наконец наши взгляды встретились, внутри у меня всё перевернулось. Что они подмешали к этому жуткому мясу за ужином?