— Ну, — не дав ответить Шакебу, вмешался Уфа, — вообще-то мы все слышали, как скользила капля, а теперь слышим, как бьются ваши сердца, и по голосу можем определить, как вы нервничаете и как переваривается пища в ваших желудках.
Моя недоверчивость перешла всякие границы, и от одной мысли о том, что нечто подобное возможно, я ещё больше заволновалась.
— Нет… это невозможно, — нерешительно возразила я.
— Хочешь доказательств? — любезно предложил Гете.
— Разумеется, — жёстко ответил Фараг.
— Я докажу, — вдруг заявила Ахмоз, изготовительница стульев, которая до сих пор не участвовала в разговоре. — Кандас, — произнесла она так тихо, словно шептала на ухо, обращаясь к слуге, посоветовавшему нам прогуляться по Парадейсосу. Я оглянулась по сторонам, но Кандаса в это время в зале не было. — Кандас, пожалуйста, будь добр, принеси нам кусочек пирога с цветом бузины, который вы только что вытащили из духовки. — Она на миг замерла и тут же довольно улыбнулась: — Кандас ответил: «Сейчас иду, Ахмоз».
— Ага!.. — презрительно фыркнул Фараг. Но презрительному Фарагу тотчас пришлось подавиться своим презрением, когда в одной из дверей появился Кандас с блюдом, на котором лежало нечто вроде белого пудинга, не иначе как тот самый пирог, который просила у него Ахмоз.
— Ахмоз, вот пирог с цветом бузины, — сказал он. — Я приготовил его для тебя. И уже отложил кусочек, чтобы взять с собой домой.
— Спасибо, Кандас, — ответила она со счастливой улыбкой. Они явно жили вместе.
— Не понимаю, — продолжал придираться мой недоверчивый дидаскалос. — Честное слово, не понимаю.
— Не понимаешь… пока не понимаешь, но начинаешь признавать, что это так, — заметил Уфа, радостно поднимая свой кубок. — Выпьем за всё то прекрасное, чему вы научитесь в Парадейсосе!
На нашей части стола все подняли кубки и с энтузиазмом чокнулись. Те же, кто прислушивался к беседе Кремня с Катоном, даже не шелохнулись, завороженные разговором.
Шакеб был прав. Вино чудесно пахло специями, а вкус у него был насыщенным и сухим, как у дерева. Спустя несколько мгновений после тоста у меня во рту ещё оставалось ощущение его мягкой маслянистой текстуры. И тут мне вспомнилась фраза Джона Рёскина[78]: «Познание красоты есть истинный путь и первая ступень к пониманию того, что хорошо». Осушенный мною кубок был из шлифованного стекла с рельефными листьями вокруг.
В этот вечер мы отправились гулять по Ставросу в сопровождении Уфы, Мирсганы, Гете и некой Хутенптах, шасты посевов, которая очень сошлась с капитаном Глаузер-Рёйстом и пошла с нами показать свои теплицы и систему растениеводства. Кремень, будучи агрономом, проявлял горячий интерес к этой стороне жизни Парадейсоса.
Когда после обеда мы покинули басилейон Катона, снова пройдя через множество залов и дворов, наши провожатые, изъяснявшиеся с нами по-английски, пояснили нам тайну отсутствия солнца.
— Посмотрите наверх, — сказала нам Мирсгана.
Но неба наверху не было. Ставрос располагался в гигантской подземной пещере, которую ограничивали невидимые нам далёкие стены и потолок. Если бы сотни экскаваторов, подобных тем, что прокопали под Ла-Маншем туннель, без устали работали целый век, даже они не смогли бы прорыть в глубинах земли такую полость, как та, где находился Ставрос, площадь которого была сравнима с площадью Рима и Нью-Йорка вместе взятых, а высота превышала здание Эмпайр-Стейт. Но Ставрос был лишь столицей Парадейсоса. В других пещерах подобных размеров помещались ещё три города, а сложная система громадных переходов и галерей соединяла эти четыре центра.
— Парадейсос — удивительное чудо природы, — объяснил нам Уфа, который упорно хотел отвести нас в конюшни, где он работал с лошадьми, — образовавшееся в результате колоссальных извержений вулканов в эпоху плейстоцена. Протекавшие здесь потоки горячей воды размыли известняки, оставив только вулканические породы. Именно это место нашли наши братья в XIII веке. Поверите ли, за семь веков мы ещё не смогли исследовать весь комплекс! И это при том, что с тех пор, как у нас есть электричество, дело идёт гораздо быстрее. Парадейсос — потрясающее место!
— Расскажите, как вы освещаете Ставрос, — попросил Фараг, который шёл рядом со мной, держа меня за руку.
Улицы города были вымощены камнем, и по ним двигались всадники и запряжённые лошадьми телеги, так что, похоже, лошади были здесь единственной тягловой силой. На месте тротуаров красивые мозаики из блестящей смальты изображали виды природы или разнообразные сценки с музыкантами, ремесленниками и повседневной жизнью, всё в чистейшем византийском стиле. Несколько ставрофилахов подметали улицы и собирали мусор необычными металлическими лопатками.