Ближе к рассвету Крайтон забылся тревожным сном, но буквально через несколько минут резко раскрыл глаза, сел.
— Черт побери!
Вылез из кровати, пошлепал к пишущей машинке, вставил в каретку чистый лист. Час спустя прервался, чтобы позвонить по телефону.
— Господи, Мэтт, еще глубокая ночь.
— Уже шесть утра.
— Вот-вот. Не время сейчас говорить о паршивой фантастике.
— Леона, будешь ты меня слушать или нет? Какая фантастика? Это случилось. Со мной. Этой ночью. Я не сомкнул глаз.
— Подожди, подожди. Значит, так. Летающая тарелка опустилась у тебя во дворе, маленькие зеленые человечки привели тебя на борт для участия в отвратительных сексуальных экспериментах. Разве я этого уже не читала?
— Черт побери, Леона, будешь ты меня слушать или нет? Не было никакой тарелки, инопланетяне совсем не зеленые, а то, что со мной произошло, можно назвать как угодно, то только не отвратительным.
— Ты опять пьешь?
— Я трезв, как стеклышко.
Голос агента начал освобождаться от сонного раздражения.
— Ты действительно думаешь, что из этого может что-то выгореть.
— Леона, у Ширли Маклейн что-то выгорело с историями о ее прошлых жизнях?
— М-м-м-м.
— А что сейчас продается? Биографии да романтические истории, так?
— М-м-м-м.
— Пятнадцать процентов от миллиона долларов это сколько?
— Рукопись у тебя есть?
— Будет через неделю.
— Не забудь прислать марки за обратную пересылку.
— Я привезу ее лично.
— Хорошо, Мэттью, я ее посмотрю. Но, дорогой, я больше не хочу слышать о том, что это действительно произошло.
— Леона, действительно произошло.
— До свидания, Мэттью.
Шесть дней Мэттью Крайтон «пахал» на своей старенькой «смит-корона». «Если дело выгорит, — думал он, — то следующую книгу буду писать на мультимедийном компьютере». Шесть дней он практически ничего не ел, пил только воду, спал урывками. Ничего не переписывал, слова так и выпрыгивали из-под его пальцев на бумагу. Книга писалась сама.
Под названием, сама собой, «Любовь с Варной».
Короткая книга, двести двадцать печатных страниц. Из них получился бы изящный, тоненький такой томик, с которым смог бы справиться самый ленивый читатель. Идеальный вариант для той рыночной ниши, на которую он нацелился.
Из главы 2:
«Один из моих гостей ростом не превышал четырех футов, второй был на пару дюймов ниже. Белые, мягкие круглые тела, гибкие конечности. На крупной овальной голове, с маленькими ртами и дыхательными отверстиями, доминировали глаза, круглые, темные, поблескивающие влагой. Волосы на голове и теле отсутствовали, так что внешне мои гости напоминали ходящие яйца. Я понимал, что они инопланетяне, но как-то сразу почувствовал, что вреда они мне не причинят. Наверное, меня сразу расположили к ним их мягкие, мелодичные голоса. Говорили они на безупречном английском.
— И кто эта Варна, которая хочет меня видеть? — спросил я.
— В вашем языке нет соответствующего значения, — ответил более низенький. — Самое близкое — „Обожаемая богиня“.
— Варна — женщина?
Яйца переглянулись. Издаваемое ими пыхтение, вероятно, следовало понимать, как смех. Я пожал плечами. Еще окончательно не проснувшись, я не так уж и рвался на встречу с королевой яиц».
Нетерпеливо пролистав первые двадцать страниц, Леона Зельцер воззарилась на Крайтона поверх необъятной груди.
— Мэттью, ты уверен, что не хочешь предложить этот материал «Стар» или «Мир выходного дня»? О «Энкуайере» забудь, они больше об инопланетянах не пишут.
— Прочитай следующую главу, Леона.
— Нет нужды. Встреча твоего героя с королевой яиц меня не интересует. Через несколько минут я должна идти на ленч с Джейсоном Битти, так что, извини.
— Джейсон Битти из «Оуктри пресс»?
— А ты знаешь другого?
— Только одну главу, Леона. Умоляю.
Агент мрачно взглянула на «ролекс», пробежалась пальцами по рыжим кудряшкам, вернулась к рукописи.
Из главы 3:
«Я назвал ее яйцом? Мне просто хотелось вырвать собственный язык. Когда мои глаза привыкли к полумраку помещения, в которое меня привели, и я увидел Варну, у меня перехватило дыхание. Она возлежала на диване, обтянутом алым бархатом. В платье, сотканном из дыма. Платье сверкало и переливалось, одновременно прикрывая и обнажая тело, описать которого не смогут никакие слова. Груди, твердые и круглые, так и рвались ко мне, соски стояли торчком. Волосы мягкими волнами французской ванили ниспадали на белоснежные плечи, на меня смотрели серебряные глаза неземной женщины, улыбка полных губ сулила божественное наслаждение».