— Токмо царица Марья да родня ея отобедав спати полягли, тут то тебе омертветого московские жильцы примчали — поведал он — Государыня бежати кинулась во двор в единой срачице, вмале постельничицы остановили-
Прибежал Баженко с новостями:
— Нагие на торгу посадских мутят, кричат-де что Борискины людишки царевича всякою ляею неподобною лаяли, непрегожими словами имя его бесчестили, а сам конюший мол по злобе своей безмерной младшего сына великого государя Иоанна Васильевича зелием опоил-
И отдышавшись, прибавил — и исчо зовут чорный люд всем миром идти к царю, челом бить на злодейство евонного шурина, да просить выдать его головой —
Старший Тучков закряхтел — Не гневись, царевич, дядья твои-вельми злонравное семя, крамолу творят в святый день воскресения Христова-
Но вот мятеж то им и не удался, народ в воскресение горлопанить был явно не настроен, а может и недавнего кровавого бунта горожанам хватило. В понедельник же пришла весть, что царь Федор отъехал на Москву, через Николо-Улейминский монастырь. После этого жизнь в Угличе потихоньку вошла в обычное русло, народ притих и ждал, чем кончится сыск об убийстве служилых московских людей. Семья матери, узнав о царевых жалованиях, довольно потирала руки. Они уже послали доверенного человека в Москву, чтоб он разузнал в Поместной избе когда будет жалованная грамота и на что именно. В Угличском уезде они попытались вернуть прошлые порядки практически сразу, семья убитого дьяка потеряла кормившие их поместье, все сочувствующие им затаились, дабы не попасть под горячую руку управителя уделом Михаила Нагого. Я же находился фактически под домашним арестом.
Сперва казалось, что это наказание, но позже выяснилось, что это обычная жизнь знатного наследника. Распорядок дня был таков — побудка с рассветом, одевание, заутренняя, а потом и литургия, обед, после немного свободного времени и дневной сон. Причем спать ложились все, кто относился к обеспеченным людям, такая вот русская сиеста. За послеобеденным отдыхом следовали краткие попытки научить меня грамоте. Выяснилось, что читать местные тексты я не могу совершенно, рукописные буквы не походили одна на другую, некоторые были совершенно не знакомы, а слова писались каждый раз по-новому, с произвольно расставленными пробелами и знаками препинания, ну и сорок одна буква алфавита казались мне перебором.
Подивившись, что царевич начисто забыл азбуку, духовник Марьи Федоровны, отвечавший за образование её сына, начал подготовку с азов. Причем в буквальном смысле этого слова. Вся наука заключалась в затвердении наизусть алфавита ' Аз, буки, веди и далее прочие ижицы', и молитв. Поле уроков был ужин, затем вечернее богослужение, за ним раздевание в спаленке, молитва на ночь и ночной сон. Плюс ко всему было невозможно остаться наедине, днем следили мамки да дворовые сторожа, ночью истопники да сенные сторожа. Если удавалось уговорить выйти со двора, поездки ограничивались территорией кремля под присмотром служилых дворян. Такой режим мог довести до полного нервного истощения человека 21 века, привыкшего к постоянной деятельности и развлечениям. Особенно утомляло ежедневное присутствие в церкви, на это уходило до пяти часов в сутки, если конечно не было праздника. В праздничные дни служения начинались с рассветом и заканчивались затемно.
Да и средневековая кухня изрядно достала. Каши из четырех сортов круп, похлебки с ними же, разные заливные и студни и на второе мясо или рыба, приготовление несколькими способами. Способ употребления горячего — руками без приборов и тарелок выглядел диковатым. Единственным кулинарным открытием стали пироги, огромные, с разными слоистыми начинками, странно, что таких не делали в современном мне мире. Все холодные напитки именовались словом пиво, понять какой напиток алкогольный, а какой нет, по названию было непросто. Чая и кофе не было и в помине, единственным питьем подававшемся в горячем виде был сбитень да взвар. Хотя с наступлением Петрова поста стало ясно, что прежнее меню было изобильным.
В третий постный день покой маленького городка был растоптан ворвавшимся конным отрядом. Прибывшие оказались новой сыскной комиссией, но вот дело было уже о расследовании измены Нагих и мятеже углицких жителей. Старшее должностное лицо — дьяк посольского приказа велел схватить братьев Михаила и Григория вместе с их дядей Андреем Нагим. А до протестовавшей царской вдовы довел: